Семен Узин - Гремящий дым

— Как много в истории еще нераскрытых тайн, — задумчиво произнес я, — и как интересно докопаться до истины. А в этом споре, мне кажется, преимущество на стороне Василия Петровича, во всяком случае пока не появятся какие-либо новые данные. Могу обещать, что, как только в моем распоряжении окажутся такие новые данные, я немедленно дам вам знать.

— Вы меня очень обяжете, — обрадованно кивнул Василий Петрович. — Но разве вы?..

— Вот именно, — с улыбкой сказал я, догадываясь, о чем хотел спросить старик. — Происхождение географических названий — тема моей книги, над которой я работаю уже третий год.

— Каково! — расхохотался Андрей Петрович. — Арбитр-то наш оказался докой по части географических имен! Сдаюсь, сдаюсь! Против двух знатоков выступать не осмелюсь.

— Но я надеюсь, Василий Петрович, мы еще вернемся к этой теме, — сказал я. — У вас, вероятно, в запасе есть какие-нибудь интересные истории о крымских названиях?

— С большой охотой, когда угодно, — ответил старик. — Кое-что найдется.

— Только, чур, не сейчас, — заявил безапелляционно Андрей Петрович. — Предлагаю перенести разговор на вечер. Прежде не мешает отдохнуть, чтобы вести беседу на свежую голову.

Если бы я не боялся показаться назойливым, то охотно продолжил бы беседу — так мне не терпелось услышать что-либо новое, что можно было бы включить в свою книгу. Но, не желая быть невежливым, я поддержал предложение Андрея Петровича, и мы разошлись по своим комнатам.

Предсказание Василия Петровича сбылось: к вечеру ветер усилился, небо заволокло свинцовыми тучами, хлынул ливень. Море грохотало, сверкали молнии, раскаты грома то сливались с ревом волн, то чередовались с ним.

Сокрушаясь, что не можем расположиться в излюбленном месте в саду, под навесом из виноградных лоз, мы устроились на застекленной террасе.

— Бр-р — повел я плечами, — не завидую тем, кто сейчас в открытом море. На суше и то неуютно себя чувствуешь, а там…

— Что и говорить, — согласился Василий Петрович, — в такой шторм морякам нелегко приходится, но…

— Но, — подхватил его брат, — для тех, кто навсегда связал свою жизнь с морем, никакие бури не страшны. Привычка и опыт!

— Да и оснащены теперь корабли так, что могут успешно противостоять самому жестокому шторму, — добавил Василий Петрович.

— А каково было древним грекам, представляете? — воскликнул я. — Ну, тем самым, которые гибли на своем утлом суденышке и кричали «ялос!». Наверное, они попали в такую же бурю, какая сейчас бушует за окнами.

— Беднягам пришлось туго, — сочувственно вздохнул Андрей Петрович. — И в конечном счете они поплатились жизнью, попав в такую передрягу.

— Недаром греки, когда они впервые проникли за Босфор, назвали море Понт Аксинский, то есть негостеприимное море, — задумчиво произнес Василий Петрович.

— Вы полагаете, что бурливость моря послужила поводом для такого наименования? — спросил я.

— Такая точка зрения бытует в известных мне литературных источниках, — развел руками старик. — А у вас есть иное мнение?

— Несомненно, — живо ответил я. — Впрочем, это не столько мое мнение, сколько некоторых исследователей, к голосу которых я присоединяюсь.

— Что вы имеете в виду?

— Не бури и штормы, которые приходилось испытывать древним во время их плаваний по нашему Черному морю, побудили их назвать его негостеприимным. Отнюдь не это. Причина совершенно в другом.

— В чем же? — с внезапно проснувшимся интересом спросил Андрей Петрович, откладывая в сторону «Курортную газету», которую он бегло просматривал.

— Она очень проста. И состоит она в том, что для древних греков негостеприимным было не само море, а его берега. А еще точнее, не берега, а жители, их населявшие…

Андрей Петрович недоуменно пожал плечами, брат его не пошевельнулся, весь обратившись в слух.

— Да, да, именно жители, — продолжал я. — Они, мягко выражаясь, не очень любезно встречали чужеземцев, вступая с ними в сражения, убивая пришельцев, а взятых в плен приносили в жертву своим богам, чтобы умилостивить их.

Вот почему древние греки назвали море негостеприимным, а вовсе не из-за его бурливости. И добавлю к этому, что в те времена создавались легенды примерно такого содержания: «Тот считался погибшим, кто осмелился проникнуть в этот страшный бассейн, ибо за ним живут люди на вечнозеленых равнинах, где все сверкает золотом, серебром и драгоценными каменьями, а само море заколдовано и губит всех без исключения чужестранцев, которые пытаются туда проникнуть, чтобы они не смогли завладеть этой страной и поведать миру о богатствах Тавриды».

— Все это в высшей степени занятно — и легенда, и ваши рассуждения, — заметил Андрей Петрович. — Но пока я не вижу, чтобы ваши доводы были более убедительны, чем те, против которых вы выступаете. Хоть убейте, не вижу.

— Минуточку терпения, Андрей Петрович, минуточку терпения, и я постараюсь разрешить ваши сомнения.

— Что ж, послушаем, — с явным сомнением произнес Андрей Петрович, удобнее располагаясь в кресле и закидывая ногу на ногу.

— Я уже привык к лихим наскокам моего брата, — извиняющимся тоном сказал Василий Петрович, — и не принимаю их близко к сердцу. И вам советую отнестись к ним точно так же.

— Что вы, что вы! Напротив. Мне всегда импонировали агрессивные собеседники, именно такие, как ваш брат… Итак, я повторяю, что море древние греки назвали негостеприимным не из-за его бурливости. Иначе как вы объясните то обстоятельство, что позднее те же греки переименовали море, дав ему противоположное по смыслу название — Понт Эвксинский, то есть море гостеприимное? Неужели оно с тех пор изменилось, стало более спокойным? Неужели его поверхность более не возмущали никакие бури и штормы? Согласитесь, что дело не в этом. Море оставалось столь же бурным в определенные времена года, каким оно было и прежде, каким оно бывает и в наши дни.

Как бы в подтверждение моих слов терраса осветилась вспышкой молнии и почти одновременно грянул громовой раскат невероятной силы.

— И тем не менее из негостеприимного оно превратилось в гостеприимное, — продолжал я после минутной паузы. — А почему? Да потому, что греки со временем укрепились на берегах моря, создали там свои колонии — словом, обжились на новых местах.

— Резонно! — в восхищении вскричал Андрей Петрович. — Что на это скажет мой брат? Послушаем, а? — И он заговорщически подмигнул мне.

— Право, не знаю, что вам на это ответить, — тихо сказал Василий Петрович. — Спорить с вами было бы бессмысленно, так как все, что вы сказали, очень логично и убедительно. Но… я остаюсь при своем мнении. Давайте проследим, какие изменения претерпевало название моря в различные времена…