Линн Понтон - Сексуальная жизнь подростков. Открытие тайного мира взрослеющих мальчиков и девочек

— Вы говорите о мамином сексе? Ну, это прошло...

— Какие идеи, Кэси?

— Да много всего, но это выглядит так тупо.

— Сомневаюсь, расскажи об этом.

— Ладно. Они еще шумят, но я стараюсь не слушать. И она всегда так счастлива. Это надоедает мне. Сумасшествие, правда? Она меняет одежду. Она выглядит лучше меня. И потом она по всему дому оставляет ласковые записочки, а? Почему это так сильно досаждает мне? Я испорченная, да?

— Что заставляет тебя так думать, Кэси?

— Не похоже, чтобы я заботилась о ней. Я привыкла не задумываться о ней. Она превосходная мама.

— Похоже, ты порядком привыкла к такому положению вещей. Она заботилась о тебе, а ты о ней действительно почти не думала. Что ты думаешь о ее теперешней жизни?

После долгой паузы Кэси печально сказала:

— Так ей лучше, — и помолчав, добавила: — Я в некотором роде снова с этим парнем. Да. С ним действительно... хм... легко разговаривать. Мы виснем друг на друге, смотрим видеофильмы и прочее.

— Значит, жизнь изменилась не только у твоей мамы?

Кэси покраснела, и я увидела, что она пытается что-то скрыть. Я отвела взгляд, а когда снова посмотрела на нее, она покраснела еще больше.

— Мы с Чарли лежали на диване и смотрели видео. Он был печальный, так что мы обхватили друг друга руками, действительно обнимались. Тут Брет и мама открыли дверь. Они сказали только: «Ох, привет», и закрыли дверь. Я чувствую смущение.

— А какого поступка ты хотела бы от них?

— Наверное, не открывать дверь или, может быть, вести себя более нормально. Например, войти и посмотреть фильм вместе с нами.

— Но тебе показалось странным, что они закрыли дверь. Ты разговаривала об этом со своей мамой?

— Да. Она сказала, что с уважением относится к моей личной жизни.

— Звучит правдоподобно. А ты как думаешь?

Лицо Кэси стало пунцовым, а на лбу выступили капельки пота.

— Ну, я не соблюдала этого по отношению к ней.

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду, что я шпионила за ними. Например, пыталась подслушивать.

— Из всего сказанного тобой раньше, Кэси, следует, что они были слишком шумными. А теперь похоже на то, что им трудно было избежать подслушивания.

— Да, знаете, я действительно подслушивала их у двери.

— Что ты думаешь об этом?

— Не знаю. Наверное, я была любопытна, но личная жизнь...

— Ты хочешь сказать, что не относилась с уважением к личной жизни матери?

Кэси не могла произнести ни слова, но быстро кивнула в ответ.

— Ты должна чувствовать себя очень плохо из-за того, что во время наших общих разговоров просила говорить потише.

Еще один кивок и тихие слова:

— Раз я подслушивала, так теперь я вроде извращенка?

— А ты как думаешь?

— Не знаю.

— Когда живешь рядом с другими людьми, секс трудно скрыть. Ты видишь и слышишь. Каждый бывает любопытным, это стимулирует.

Пока я не произнесла слова «стимулирует» Кэси была согласна со мной. Теперь я почувствовала, будто сказала не то слово.

— Стимулирует означает, что ее секс возбуждает меня? Вы это хотели сказать? Потому что никак не возбуждает!

— Кэси, я не совсем хорошо выразилась. Я имела в виду, что тебе трудно быть рядом с мамой, когда она так сексуальна. Возникает множество чувств, — я тоже вспотела.

— Ладно, но это не возбуждает меня никоим образом.

— Понятно.

Я собиралась расспросить ее, почему, например, ей так не захотелось думать о том, что я сказала, но решила пока остановиться. Кэси уже было над чем подумать после нашего сеанса. Мы о многом поговорили в тот день. Она призналась себе и мне, что нарушала частную жизнь своей матери. Кэси могла разговаривать о начале своих отношений с Чарли, что было совсем нелегко для нее, девочки, ценившей свою частную жизнь и очень сердитой на себя за вмешательство в частную жизнь своей матери. Суровая критика собственного поведения обычна для подростков. Они предъявляют к себе и другим, включая взрослых, очень высокие требования. Они часто подходят с довольно жесткими «мерками» по отношению к ожидаемому поведению во всех сферах, а не только в сексе. Нередко их мышление бывает черно-белым, и они не очень уверенно чувствуют себя в зоне полутонов. Родители и взрослые могут способствовать формированию у них большей гибкости, способности рассматривать вещи с разных сторон.

Мой последний сеанс с Ниной тоже дал мне пищу для размышлений. Нина, так же как и ее дочь, анализировала свое поведение.

— Доктор Понтон. Мы с Бретом стали вести себя потише, но я помню, как вы говорили, что, помимо дел с Кэси, есть и другие проблемы, и я согласна с вами.

— Нина, даже если вы совсем замолчите, у Кэси все равно останутся сильные чувства. Вы развелись с ее отцом и снова вышли замуж, на этот раз очень счастливо.

— Это так. Я беспокоюсь о том, что у Кэси все перемешалось, но не уверена, что должна была поступить иначе. Она, вероятно, рассказала вам, что я зашла к ней, когда она лежала на диване со своим другом Чарли. Скорее всего, это было невинным, но она выглядела такой виноватой. Наверное, меня беспокоит, что моя сексуальность может каким-то образом подтолкнуть ее... — она запнулась.

— Подтолкнет ее к сексуальной активности?

— Да. Конечно, до встречи с Бретом я беспокоилась о том, как она будет относиться к замужеству, если будет думать, что это всегда похоже на мою жизнь с ее отцом. И как все это повлияет на ее нравственность. Я хочу, чтобы она была высоконравственным человеком.

— Нина, у вас есть какой-нибудь повод предполагать обратное?

— Ну, я развелась и влюбилась в кого-то еще.

— И вы беспокоитесь, что ваш выбор может отрицательно повлиять на нравственные ценности Кэси?

— Постоянно.

— В чем аморальность ваших действий?

Последовало долгое молчание. Наконец Нина заговорила.

— Как директор начальной школы я помогаю нашим учителям разрабатывать программы обучения нравственным ценностям, так что я много думаю об этом. Но когда вы, доктор Понтон, ставите передо мной такой вопрос, я осознаю, что дело не в моем преподавании и даже не в мыслях о развитии морали, здесь это не подходит. Умом я понимаю, что нравственные ценности детей разведенных родителей не хуже, но интуитивно боюсь этого. Так что, может быть, у меня есть предрассудок.

— Возможно, Нина. Детям разведенных родителей часто труднее дается это, но вы, кажется, слишком упрекаете себя. Вы такая же мать, помогающая дочери развить собственные ценности.

— Вероятно, даже больше работающая сейчас!

Среди матерей и отцов, с которыми я работала, только Нина была обеспокоена влиянием развода и последовавшей сексуальной жизни на своего ребенка. За последние тридцать лет американские семьи очень сильно изменились. Давид Элкинд, проникновенно пишущий об этих изменениях, говорит о переходе от первоначальных «замкнутых» семей пятидесятых-шестидесятых годов к «проницаемым» семьям девяностых годов. Замкнутые семьи не только включают в себя хорошо знакомых членов (работающий отец, мать-домохозяйка и дети). Они включают в себя также набор убеждений, группирующихся вокруг важности материнской любви и преданности семье, зачастую за счет потребностей и развития матери, и убеждений, что взаимоотношения в семье важнее взаимоотношений вне ее. Каждое такое мнение поощряло жертвы матери во имя того, что казалось полезным для семьи. Элкинд описывает проницаемые семьи девяностых годов совершенно иначе. Прежде всего они отличаются разнообразием форм, среди которых есть традиционные семьи, семьи с двумя работающими родителями, семьи с одним работающим родителем, смешанные семьи и разведенные семьи с соучастием родителей. Но наиболее важное из отмеченных им различий состоит в том, что эти семьи не так замкнуты, они общаются с внешним миром. Семьи девяностых годов стали другими для матерей. Большинство из них работает вне дома. Ответственность дома и на работе может быть огромной. Ролевое перенапряжение от перегрузки, как физической, так и эмоциональной, может стать чрезмерным. Нина, разрывающаяся между работой директора школы, ведением домашнего хозяйства и совместными с бывшим мужем обязанностями по воспитанию Кэси, осознавала это бремя, но предъявляла к себе слишком высокие требования. Она пыталась играть роль матери в замкнутой семье, постоянно доступной детям, и одновременно матери девяностых годов. Первым важным шагом для нее было прекратить упреки самой себе.