Валерий Губин - Я познаю мир. Философия

Можно видеть окружающий нас мир, землю как склад полезных ископаемых, как хранилище энергии, и это будет теоретически вполне разумным, но не культурным отношением. Культурный человек видит в природе не просто мертвую материю, не просто землю как источник урожаев, но еще и землю как мать. Это не наивная ошибка, а глубокое проникновение в суть природы. Если мы не можем оценить его, то не потому, что выросли и стали умными, а потому, что стали людьми односторонними, плоскими и в этом смысле малокультурными. «Однажды весенним утром, — рассказывал известный естествоиспытатель Г. Фехнер, — я вышел прогуляться. Поля зеленели, птицы пели, роса блестела... на всех вещах лежал свет как бы некоторого преображения. Это был только маленький кусочек Земли; это было только одно мгновение ее существования; и все же по мере того, как мой взор охватывал ее все больше и больше, мне представлялось не столь прекрасным, но столь верным и ясным, что она есть ангел, ангел столь прекрасный и свежий, и подобный цветку, и при этом столь неуклонно, столь согласно с собою движущийся в небесах, обращающий все свое живое лицо к Небу, и несущий меня вместе с собой в это Небо, — что я спросил самого себя, как могут людские мнения быть до такой степени отчуждаемы от жизни, что люди считают землю только сухой глыбой...»

В эпоху зарождения культуры только образ окружающей человека природы формировал его душу. Один и тот же ритм шел через его чувства и через шелест леса. Его образ жизни, его развитие, его одежда как бы прилагались к окружающим полям и лесам. В мыслях народа откладывались впечатления, производимые природой, климатом, рельефом. Еще Гете замечал, что человек, живущий среди могучих и мрачных дубов, имеет совсем другое мироощущение, чем человек, обитающий среди легкомысленных березок.

Во всех мифах и легендах видно, как изменялось отношение к природе с переходом от кочевого образа жизни к оседлому. Охотник и пастух существовали во враждебной природе, а для хлебопашца, связанного с землей, природа становится подругой, матерью. Между сеянием и рождением, сбором урожая и смертью, ребенком и зерном возникают глубоко ощущаемые соотношения.

По мере роста населения и необходимости производить все больше и больше пищи отношение к природе начинает меняться. Природа становится главным объектом эксплуатации, уже несколько тысячелетий ведется все .более усиливающееся масштабное, планетарное теперь наступление на природу.

Одной из главных причин развития европейской науки было «расколдовывание» природы — изгнание из нее всех мистических, таинственных, не поддающихся рациональному расчету, необъяснимых факторов. Вытеснение язычества, перенесение всего святого и духовного в потусторонний мир сделало этот наш мир мертвой и безжизненной материей, поддающейся механической обработке.

Насилие над природой, ее разрушение дошло до такой степени, что уже угрожает самому существованию человека. Во всем мире уничтожено более половины пахотного слоя, который восстанавливается 700—800 лет, океан уже плохо справляется с загрязнением, в печени пингвинов найдена ртуть, загазованность атмосферы достигла такой величины, что качали таять ледники, все крупные города окружены огромными свалками мусора, которые непрерывно увеличиваются, и т. д. и т. п.

Человеку пора срочно менять свое отношение к природе: нужно, чтобы природа снова стала для всех такой же культурной ценностью, какой она была прежде, в древности. Человек должен радикально пересмотреть свои потребности, избавиться от своих вредных для него самого и для природы привычек, перестать производить массу товаров и продуктов, без которых в принципе легко обойтись. (Ярким примером бессмысленного расточительства было производство в СССР шагающих экскаваторов — мощных, гигантских машин, которые добывали в карьерах руду, из руды выплавляли металл, и он шел на производство новых шагающих экскаваторов.)

Только на этом пути человек может самого себя воспринять как природу, а не быть кем-то вроде червяка в плоде или моли в клубке шерсти, выгрызающих себе место обитания, почувствовать в себе ее могущество и мудрость, свою соизмеримость с ее бесконечным многообразием, ощутить необходимость в глубочайшей интимной связи с ней.

Покоряя природу, мы разрушаем себя, лишаясь чувства красоты, любви, сострадания, которые являются главными составляющими нашей разумности. Природу нужно охранять не только потому, что она лучшая защитница человечества, но и потому, что она прекрасна. Еще не было человека, а мир ужо блистал во всем своем великолепии. Человек, если бы постарался, мог десятки раз повторить Парфенон, но ему никогда не создать исчезнувших животных, не вернуть ту фантастически чистую атмосферу, которой дышали наши предки.

Культура только тогда будет живой, полной энергии и динамизма, когда она будет покоиться на одухотворенной, а не на покоренной природе, когда будет достигнуто глубокое понимание того, что «природа не бездушный лик, в ней есть душа, в ней есть свобода, в вей есть любовь, в ней есть язык» (Ф. Тютчев).

Почти в каждую эпоху существуют взгляды и идеи, противоречащие признанным культурным ценностям. Совокупность таких взглядов, идей, поступков можно назвать контркультурой. Не антикультурой, ибо последняя — просто отрицание культуры, призыв возвратиться к животному состоянию, а контркультурой, которая призывает к новому пониманию традиционных идеалов.

Типичным представителем контркультуры был в свое время Диоген: он, как вы помните, ратовал за полное опрощение, за отказ от всех внешних благ, даже от многих моральных норм. Сейчас мы считаем Диогена вполне естественным явлением древнегреческой культуры, но тогда он был вызовом д ля современных ему традиций и норм — нахальным и шокирующим.

Контркультурным движением были толстовские коммуны — они также были вызовом и государству, и церкви, и самому образу жизни основной массы людей того времени. Ведь в толстовских коммунах, совместно обрабатывающих землю, были не только крестьяне, там было много бывших учителей, офицеров, артистов и даже священников. Это были люди, которым надоело унылое существование и которые обрели новую цель в жизни.

Контркультурные движения всегда будоражили общество, всегда были тем ферментом, который вызывал брожение в застоявшейся среда, всегда приводил к появлению новых идеалов; эти идеалы начинало принимать все большее и большее количество людей. В атом смысле контркультура — необходимый элемент любой культуры.

Но в XX веке контркультурные движения приобрели массовый характер, так как огромное количество людей оказалось недовольным разрушением природы, стандартизацией воспитания и образования, насилием средств массовой информации над человеком, мещанским благополучием, которое пропагандируется современной культурой, и т. д.