Валерий Губин - Я познаю мир. Философия

Это же касается науки — геодезия держится на астрономии, астрономия возникла из астрологии, астрология — из поклонения звездам, а это поклонение выросло из мистического чувства Вечного и Безусловного, которое окружало первобытного человека со всех сторон. Из этого мистического чувства и вырастало понятие окружающего пространства.

Это же касается и времени — мы живем не в некоем абстрактном времени, а отсчитываем время от Рождества Христова и чувствуем время, переживаем его течение в ритме религиозных праздников — рождество, крещение, пасха и т. д. Пространство и время — производные культа.

Всякая культура имеет глубинные сакральные корни и является живой, динамичной, развивающейся, если она эти корни чувствует, ими питается, в них набирает силу. Культура, полностью оторванная от них, быстро вырождается, становится сугубо утилитарной, часто бессмысленной.

Павел Александрович Флоренский (1882—1937) — Леонардо да Винчи XX века. Писал труды по философии, богословию, математике, электротехнике, истории живописи, истории культуры. Принимал участие в составлении плана ГОЭЛРО. Будучи священником, читал лекции в духовной академии и в электротехническом институте и в 30-х водах приходил на занятия в институт в рясе и с крестом.

Был арестован в 1933 воду по ложному обвинению, работал в Забайкалье на мерзлотоведческой станции, потом был отправлен в Соловецкий Лагерь, где в лаборатории занимался проблемой добычи йода и агар агара из водорослей. Там же был расстрелян.

Книги: «Столп и утверждение истины», «Иконостас», «У водоразделов мысли», «Философия культа». Сейчас выходит собрание его сочинений.

Внутри такой культуры уже нельзя отличить кабак от церкви (поскольку и то и другое являются продуктами культуры), Сикстинскую мадонну от пулемета, отмычку для выламывания замков от заповеди «не укради».

Культура давно стала для человека второй природой: все, что он видит в мире, он видит через культуру. Древние видели в небе Большую Медведицу, а мы — ковшик с ручкой, потому что у нас другая культура. Но и для древних, и для нас звездное небо — продукт культуры. Оно осмыслено, упорядочено, звезды названы, туманности очерчены, короче говоря, вся история человеческой культуры вошла в картину звездного неба.

Все, что мы видим вокруг себя, есть продукт деятельности предшествующих поколений. Мир, справедливо замечал в свое время К. Маркс, есть продукт промышленности и торговли, это — «сделанный» мир.

Все, что мы сами представляем из себя — наши мысли, чувства, наше воображение, — есть продукт культурного воспитания.

Надо только помнить, что культура — это еще не все, что культура выросла из чего-то более глубокого и бездонного, чем она сама, что культура — это только часть окружающего нас мира. Хотя и главная для нас.

В своей работе «Рождение трагедии из духа музыки» Ницше исследовал древнегреческую культуру и пришел к выводу, что ее основу составляет борьба между двумя культами — культом бога Аполлона и культом бога Диониса.

Культ Аполлона — это светлый культ, культ разума и науки (Аполлон — покровитель искусств и наук), меры и соразмерности. Гомеровское искусство — «Илиада» и «Одиссея» — типичные произведения аполлоновского искусства, ясного, светлого, жизнерадостного.

Культ Диониса — это культ темный, мрачный, культ самой земли, плодородия, вина и опьянения, половой любви. Греки чествовали Диониса в дни сбора винограда, устраивал по ночам настоящие оргии, так называемые мистерии, пели гимны, поклонялись Дионису, в едином экстазе иди порыве склонялись перед его мощью. Из этих мистерий возникли первые греческие трагедии.

Культ Диониса пришел в Грецию с Востока. До него греки вроде бы жили гармонично и счастливо, в ладу с природой и богами.

А когда стал распространяться в Греции культ Диониса, перед греками распахнулись такие бездны и пропасти собственной души, такие ужасы мира, о которых они и не подозревали в своем олимпийском спокойствии. Так, по крайней мере, считали все исследователи Древней Греции до Ницше.

Ницше приводит древнее предание — царь Мидас долго гонялся по лесам за мудрым Силеном, спутником Диониса, и когда наконец изловил его, спросил: что же для человека является наилучшим? Силен долго молчал, но, принуждаемый царем, с раскатистым хохотом разразился такими словами: первое, самое наилучшее для вас — не родиться вовсе; а второе — побыстрее умереть!

Для Ницше аполлоновское искусство только занавес, которым грек прикрывался от страхов и ужасов существования, хорошо ему известных. Ведь греки знали о муках Прометея, которому коршун каждый день клевал печень, знали об ужасающей судьбе Эдипа…

Вся греческая культура — это союз, заключенный между двумя враждебными и друг другу необходимыми силами: аполлоническими и дионисийскими. Аполлон не мог без Диониса. Аполлон — это только блестящая форма, это, например, талант, который необходим каждому художнику, чтобы выразить свои мысли и чувства. Но откуда приходят мысли и чувства? Как наполняется эта блестящая форма?

Только из прозрений художника в бездонную глубину своей души, только из тех пугающих и ужасающих бездн, которые вдруг открылись ему, если он не побоялся смело, честно и глубоко заглянуть в себя, узнать безжалостность и суровость человеческой судьбы, довериться своему инстинкту и проникнуть в те измерения, которые для разума всегда закрыты. Тогда, и только тогда художник и может стать гением, а не просто талантливо исполнять и повторять чужие слове, чужие прозрения.

Не только искусство — любая культура является соединением двух противоположных начал: дионисийского и аполлоновского. Современная европейская культура, сетовал Ницше, страдает ослаблением дионисийского начала, все — и философия, и паука, и искусство — сведено к набору рациональных правил, методов, приемов. Дионисийское мироощущение и мифы, им создаваемые, объявляются детскими сказками, свойственными лишь раннему человечеству. Какие там боги, грозящие нам карой за неправильную, без» нравственную жизнь?

Но без мифа, полагал Ницше, без дионисийской стороны нашей души, всякая культура теряет свой здоровый творческий характер. Аполлоновское искусство только мифом и спасается. «Образы мифа должны незаметными вездесущими демонами стоять на страже; под их охраной подрастает молодая душа, по знамениям их муж истолковывает свою жизнь и битвы свои; и даже государство не ведает более могущественных неписаных законов, чем эта мифологическая основа».

Нет дионисийских восторгов и ужасов, нет мифической основы культуры — и она засыхает, скучной, банальной, не способной к великим свершениям. Остается только абстрактное воспитание, абстрактные нравы, абстрактное государство.