Рудольф Итс - Камень Солнца. Рассказы этнографа

В три часа пополудни, когда солнечные лучи падают на пробуждающуюся от зимних вьюг землю наискосок и резко меняют очертания скал, холмов, деревьев и голого кустарника, мужчины-воины приводили коней и сажали на них юношей. Кони были неоседланные и необъезженные, а только взнузданные. Надо было усидеть на таком коне, заставить его идти шагом или рысцой, суметь натянуть лук и пустить стрелу в каменное изваяние, поставленное неизвестными телеутам древними народами на краю предгорной долины.

Прошло пять дней испытаний. На вершине холма стояли семь пирамид — обо, сложенных из каменных плит. По ночам многие с трудом сдерживали стоны, раны саднили, болели ушибы, полученные в эти дни. Дахче все было нипочем. Он легко носил плиты и даже не переводил дыхания, взбегая с ними на вершину холма. Весело скатывался вниз и быстро взбирался вновь. Работу он проделывал за двоих. Конь с белой отметиной на лбу, доставшийся Дахче, только два раза попытался сбросить всадника и затих, покорно повинуясь его уверенной и ласковой руке. Пустив коня легкой рысцой, Дахча наклонялся к гриве и шептал какие-то странные слова. Сверстники считали, что Дахча знает язык животных и птиц. Стрела Дахчи попала в изваяние, а стрелы других юношей пролетели мимо.

Самое главное испытание проходили юноши в последнюю седьмую ночь. Поздно вечером в долину приехали Моюль и Каракас. Юношей собрали у костра, и Моюль дал им последние наставления. Давно погасла вечерняя заря. Яркий желтый диск луны быстро поднимался в небо. Скоро полночь. Догорал костер. Юноши сидели притихшие, вслушиваясь в слова песни, которую запел Каракас. Песня набирала силу и отдавалась эхом от холма с обо, от вершины Золотой горы. Когда лунный свет озарил все семь каменных пирамид, Каракас прекратил пение и громко крикнул: «Начали!»

Юноши вскочили со своих мест, подбежали к коновязи, оседлали объезженных накануне коней, взяли в руки по аркану и рассыпались по долине. С каждой минутой нарастало напряжение. Вот-вот Моюль и Каракас выпустят из заброшенного загона для овец матерого голодного волка, который бросится в долину, а каждый из юношей, преградив ему путь, попытается заарканить его, связать и доставить на вершину холма. У юношей отобрали луки и стрелы, ножи и копья. Оставили только арканы да сыромятные кожаные путы.

Волк был громадным. Когда его выгнали из кошары, он злобно огляделся, приготовился к прыжку, но, увидав острые пики, поджал хвост и бросился в долину. Привлеченный запахом коней, волк делал мощные прыжки и в лунном свете фантастическим чудищем летел на первого всадника. Тот не успел соразмерить расстояние, и волк, рванувшись от земли и описав в воздухе исполинскую дугу, вышиб его из седла. Прежде чем сомкнулись зубастые челюсти, юноша успел защитить лицо локтем, в который впились волчьи клыки. Громкие крики и топот копыт вспугнули волка, он бросил жертву, отскочил в сторону и медленно, постоянно озираясь на приближающихся всадников, пошел прочь в долину. Всадники охватывали хищника огромным полукольцом, а он, пренебрегая опасностью, сел на задние лапы и высоко поднял голову к ночному небу. Вот-вот кольцо сомкнется. Несколько арканов не долетели до цели. Волк неожиданно пригнул голову и бешеными скачками понесся к центру полукольца. В свете луны тело хищника стало длинным, оскал пасти — зловещим, и молодые кони в страхе шарахнулись в сторону. Волк вырвался на простор, и только один всадник успел повернуть коня и стрелой помчался за ним. Это был Дахча. Он пригнулся к шее коня, взял на изготовку аркан. Расстояние сокращалось медленно. Еще мгновение — и волк добежит до края долины, а там горы. Дахча сильно послал аркан и еле удержался в седле — столь резким был рывок пойманного зверя.

Волк бился, пытаясь вырваться из петли или перегрызть ее. Перед юношей стояла самая трудная задача — приблизиться к зверю и спутать его лапы кожаными ремнями. Волк злобно щелкал зубами, норовя вцепиться в руки или ноги Дахчи. Отчаявшись, Дахча придавил телом голову хищника и, разрывая об острые когти зверя свою куртку, связал вместе его передние и задние лапы.

Когда остальные юноши приблизились к месту схватки, Дахча с трудом перекинул спутанного волка на круп коня и вскочил в седло. Лицо его, покрытое крупными каплями пота, озарилось улыбкой, узкие черные глаза радостно заблестели, и, не обращая внимание на исцарапанные в кровь руки, он издал клич победы и направил коня к вершине холма.

Слава победителя не вскружила голову Дахче, но сделала его не по годам уважаемым человеком в аиле. Каракас сам преподнес ему как талисман-оберег пояс из шкуры волка. Сверстники гордились Дахчой, и только Бюльдан — тот самый юноша, которого в долине вышиб из седла волк, — завидовал ему. Еще в детстве Бюльдан, бывший шестью лунными месяцами старше и рослее Дахчи, никогда не мог победить его в обычной мальчишеской борьбе. Бюльдан хотел быть предводителем сверстников, но предводителем был Дахча. Не рассчитывая одолеть Дахчу в честном состязании, которое устраивали в аиле для проверки силы и ума юношей — будущих воинов и старейшин, Бюльдан постоянно нашептывал шаману на ухо: Дахча насмехается над делами и помыслами старших, Дахча не боится вызвать гнев духов... Бюльдан завидовал доброте, силе, ловкости Дахчи, — зависть источала его сердце и с годами перешла в ненависть. Ночами не спал Бюльдан, придумывая, как бы извести своего недруга. Но тот так и остался всеобщим любимцем. Козни Бюльдана не разрушили дружбы Дахчи со сверстниками, не разожгли злобы в сердце Каракаса, лишь принесли завистнику славу клеветника.

* * *

Лодку, приставшую к берегу против аила отца Дахчи — Таласа, первой увидела его жена Анай. Она позвала сына:

— Дахча, скорее подними отца. Лодка пристала. Человек в ней почти не шевелится. Он или ранен, или болен...

С помощью Дахчи Талас привел раненого путника в аил. Анай сбегала за Каракасом. До прихода шамана человек из лодки не приходил в себя. Слова, вырывавшиеся в бреду, были непонятны. Каракас, очищавший лекарственным снадобьем рваную рану на груди незнакомца, внимательно прислушивался к бессвязному бормотанию. На десятый день незнакомцу стало немного лучше, и он достаточно ясно произнес по-телеутски:

— Чей аил дал мне приют в конце моей жизненной дороги?

Голос незнакомца прозвучал из гостевого угла так неожиданно, что Анай невольно выронила чашу с чаем на колени и вскрикнула. Талас быстро подошел к больному и опустился у его изголовья:

— Я Талас — хозяин аила, приветствую твое возвращение к жизни. Ты поправишься, странник, и не надо думать о конце пути.

— Я Катугаас из рода Телес. Мой аил стоит в лесу ниже по течению Великой реки. Мои отцы и деды умели понимать духов гор и лесов. Наш род древнего колена. Наши люди умеют видеть будущее и редко ошибаются.