Анна Гутиева - О чем кричит редактор

Прошел век. Время меняет общество, его порядки, меняет обыденность и цели так стремительно, что мы находимся в совершенно ином положении, нежели писатели и читатели времен первых двух мировых войн. А российская литература все тащит на себе традиции постмодернизма, до сих пор бравируя им и даже эпатируя, не замечая, что читателя для отжившего свой век постмодернизма нет. Читатели живут иной жизнью, нежели предлагает им литература, которая до сих пор ковыряется в прошлом – советском, военном, и туда дальше в века – литература, не способная ни рассказать о сегодняшнем дне, ни указать путь в завтрашний день, ни показать героя нашего времени. Бесплодные тексты об умершей эпохе.

Почему так происходит? Почему писатели словно ослепли, игнорируя потребности и человека сегодняшнего дня? Разве не писателю реагировать на происходящее, словно лакмусовая бумажка?

Переход в новое время, в нового героя настолько разителен и требует силы воли взамен пропагандируемого литературными мастерами безволия, зависимостей, бесцельности, он требует знаний уже не психологии, но эзотерики, транспсихологии, переосмысления духовных практик взамен отрицания религии. Беспросветность уже неактуальна, жизнь требует серьезного, а не ироничного отношения к вопросам о смысле бытия. Еще раз, не бессмысленности, а ответов на те вопросы, которые ныне задавать считается наивно и пафосно. От писателей нового поколения требуется та «новая искренность», о которой стали много говорить, но осмелится на которую никто не решился.

"Бунтари эпохи постмодерна рисковали нарваться на подавление и визг; на шок и отвращение, ругательства и цензуру, на обвинения в социализме, анархии, нигилизме. Теперь угрозы иные. Новые мятежники будут художниками, готовыми идти на риск и встретиться с зевотой, с закатывающимися глазами, прохладными улыбками, подталкиванием под ребра, пародиями талантливых комиков и всем известным "О, как это банально!" Им нужна будет готовность принять обвинения в сентиментальности, в сверхнаивности, мягкости. Готовность быть обманутыми миром мошенников и зевак".

Д.Ф.Уоллес

Итак, речь идет о метамодерне, как направлении культуры, как вектор литературы 21 века.

Знаете, что жанр автофикшн, который так активно ныне пропагандируется, как новый жанр, возник скорее как реакция на отсутствие направления в литературе. Предлагая лишь себя и свою жизнь в качестве художественной прозы, писатель расписывается в авторской импотенции, словно бравируя «я не могу описать эпоху, я не могу понять происходящее в мире, я не знаю, кто он, человек нашего времени, я понятия не имею, какие вопросы стоят перед обществом, и какие конфликты необходимо решить через отражение их в литературе, поэтому я просто напишу про то, что вижу – себя».Нельзя не отметить, что и в этом жанре есть ценнейшие произведения, но ценны они тем, что личность писателя оказалась в своем глубинном исполнении универсальной, архетипичной, а не типичной, а описываемые им события личной жизни затронули пласт общественного конфликта, отобразили проблематику общества и нашли ей решение или же показали определенное отношение, которое можно иметь.

Почему же мы никак не перейдем в новую эпоху – эпоху метамодерна, если общество готово к ней? Я вижу три причины: отсутствие философской базы, отказ от невроза и замена надличностных переживаний литературной техникой.

Не секрет, что мы не знаем, куда идем. У нас нет больше опоры: ни церковь, ни революции, ни технического прогресса – ничто не дает нам веры в светлое будущее, ничто не указывает нам пути с четко прописанными заповедями. Тревожность вседозволенности отражается в сюжетах, не ведущих никуда, ни с чего не начинающихся – пугающем сюрреализме происходящего. Нереальность реальности. Реальность стала зыбкой, пустой, больше ни секрет ни для кого, что рождение-рост-школа-дом-работа-отношения-смерть и все вариации этого сценария – пустое, скучное, душное и черное повествование, у которого нет смысла. Реализм исчерпал себя в том виде, в котором он существует: он рождает чернуху литературы, маргинальное повествование или попытки сбежать в прошлое.

Не случайно магический реализм, фэнтези встали во главу, потому что бессознательно наш разум ищет выход за пределами этой душной реальности. Это ни что иное в своей сути (не содержании), как поиск духовности, постановка вопросов, лежащих за пределами понимания психологии и социологии. Актуальные темы искусства не в социальном аспекте: они сменяются быстро, а в духовном. В сущности, это поиск нового бога, это необходимость новых целей для человечества, вместо приевшихся царства божия или нирваны, а это очень большие, громоздкие вопросы, это пафос, на который мы не осмеливаемся, все еще пораженные постмодерновым сознанием, высмеивающим подобные вопросы.

И здесь нужен писатель-философ, который не только поставит вопрос о будущем, а начнет строить теории и идейные конструкции. Литература всегда шла в ногу с философией или религией. Где философия сегодня? Литература питалась философией и поддерживала ее постулаты образной формой. Нельзя сказать, что философия умерла, но связь философии и литературы оказалась прерванной. Словно мы так увлеклись методом блогинга – рассказом о себе, что забыли о писателе-пророке, рассказывающем читателям о жизни, о писателе-философе, формулирующим концепции понимания происходящего в мире.Писатель больше не создает откровений, он описывает реальность в рамках собственной личности.

Писателю метамодерна нужна смелость взвалить на себя ответственность и начать мыслить за целое поколение. А для этого требуются глубокие знания, исследование истории, психологии, философии, искусства, здесь мало того, что ныне принято считать «своим мнением», личным опытом. Перед писателями метамодерна стоят глобальные вопросы – в сущности создать чуть ли не новую концепцию жизни.

Результаты современного творчества выглядят таким образом, будто всех творческих людей поголовно вылечили, и теперь они в состоянии счастья и покоя выдают нам свои творческие бестселлеры, которые не способны привести читателя к катарсису.

На самом деле большая проблема в том, что для многих в современном обществе, в котором там громко звучат концепции «уникален каждый», «каждый может творить/писать», «раскрой в себе творческий потенциал», писательство становится поиском самоидентификации, эдаким хобби. Что в корне отличается от сути творческого акта, где творчество является результатом поиска смысла жизни. А поиск смысла жизни запускается как раз невротическими переживаниями конфликта между психической нестабильностью, неспособностью адаптироваться к нормальному течению жизни и адаптацией, необходимой для выживания в обществе.