Анна Гутиева - О чем кричит редактор

Писатель нам представлялся могучим, мудрым, всезнающим и свободным. Он казался чем-то вне всей этой человеческой жизни: не зря в фильмах рисуют из писателя этаких затворников, странных людей, странных тем, что они позволяют говорить и жить честно, не оглядываясь на привязанности, нормы общества, не боясь потерять что бы то ни было. Это такие люди, которые говорят то ли с самими собой, то ли с богом, то ли с человечеством разом, они ловят незримые смыслы в тех далях, что нам не постичь.

Но мы легко сломали этот образ. Мы сносим величие одного, второго, третьего. Психология этих полубогов оказалась такой… мм, человеческой, только не нормально человеческой, а черт пойми какой вообще. Дали толпе судить величие: и радостно накинувшись, «ага, и этот такой, как я, только гаже, меня хотя бы нормы общества держат, а этот фу, ишь что себе позволяет, гад» – она растоптала величие, как невозможное.

От «быть писателем» остались только тексты. И в тексты я не верю. В литературный процесс, который бурно протекает в издательствах, журналах, премиях, на лит.порталах, конкурсах – я не верю. В писателей, играющих на публику в сокровенный процесс творчества, я не верю.

Но куда больше меня волнует вопрос: в какого писателя верите вы? Нет, даже не так – вы верите в писателя?

Может я ошибаюсь, поправьте меня. Но писатель в современном обществе – фигура незначительная, ее то и дело все тюкают носом в грязь. Писать писатель, само собой, не умеет, поэтому иди учись. И вообще, чем ты там занимаешься – пишешь что ли? Да кому это надо, иди учись продавать, да, можно и книгу, которую написал, главное, продать нормально. Тебя назовут писателем не тогда, когда напишешь книгу, а когда ты ее продашь. Без редактора тебе не обойтись, бездарь. Слушай редактора. Издался, надо же – критики сейчас объяснят, как ужасно ты провел свои годы за этим самым писательством. Книги плохо продаются – писатель виноват, плохо написал. В компании из писателей не состоишь – какой там писатель, раз даже свои тебя не признают. Советы, критика и рекомендации – сложно представить без всего этого современного писателя – не того, кто задает ход всему этому процессу, а мелкого участника, одну из пешек. Не одиозная фигура, вроде пресловутого слона из басни, вовсе нет.

Самое интересное, что писатели и те, кто только мечтает о писательстве, как будто согласились на эту жалкую роль. Ищете поддержки, пытаетесь стать частью сообщества, спрашиваете советов, ругаете или радуетесь критике, играете в продавцов и рекламных клоунов, платите всем деньги, чтобы вам хоть кто-то сказал – все с тобой в порядке, давай пиши уже, писатель. (половина запросов на редактуру – в сущности, не проработка текста – писатель обычно знает свои слабые места, а поиск одобрения). Так много советов "снижайте планку ожиданий, не ставьте грандиозные цели" – удивительно ли, что получается на выходе игра в писательство. Зачем писать, если не ставить великих целей, если не хотеть стать легендарным писателем? – Хобби? – Зачем умалять свои мечты?

Писатель – человек сомневающийся, да, но сомнение это перед лицом той идеи, что просилась наружу – насколько получилось ее материализовать из мира идей. Не перед лицом толпы.

Знаете, сместились акценты. Как только мы убрали метафизику из творческого процесса, писатель вдруг оказался ответственным перед тем что осталось – толпа. Стал развлекателем толпы. Стал самоутверждаться за счет писательства. Эго и коллективный разум. А был ответственным перед идеей, перед вечностью, перед богом, перед архетипичным миром образов, перед озарениями, что открывались в ходе исследования жизни, перед вопросами и ответами о смыслах и будущем.

"…Писательство для меня – это разговор с чем-то Что Нельзя Назвать – Богом, Космосом, Единым Разумом, моя психологическая разгрузка. Я не чувствую даже намёка на обязательства перед существом, называемым ЧИТАТЕЛЬ".

Д.Ф.Уоллес

Мне хочется напомнить писателям, что писатель – гордое звание. Это особое состояние души. Это сложный путь – психологически, духовно. Это достижение не только мастерства в словотворчестве, но прежде всего в возможности познания мира через непривычные ракурсы, это достижение разума и духа. Это особый склад личности, таких не может быть много, вы особенные. Это честность, смелость, независимость. Когда вас поддерживают, помогают, а в этой поддержке указывают и направляют – это отношение сильного к слабому. Сильные, талантливые вызывают сильные чувства восхищение, зависть, притяжение, ненависть и игнорирование. В этом списке нет ничего про поддержку и указание направления.

Не вам указывают, куда и как идти.

Вы указываете путь остальным.

…Искусство говорит человеку, какие аспекты опыта должны рассматриваться как сущностные, значимые, важные. В этом смысле оно учит людей пользоваться собственным сознанием, оформляет, стилизует это сознание, передавая ему некоторый взгляд на бытие.

Айн Рэнд «Романтический манифест»

Книг очень много, и прежде чем читать книгу, я спрашиваю: О чем она? Через какие темы раскрыта идея? И в ответ: любовь травмированных людей, очередные метания по бессмысленности жизни рефлексирующих персонажей, канувшие в прошлое войны, революции, эпохи, сюрреализм ради сюрреализма, события ради событий. Нет, мне неинтересно. И ладно бы только мне, просмотрите отзывы читателей, им тоже. Хочется знать о нашем времени, о проблемах современных людей, о том, что волнует наше общество сегодня.

Да, предложения по актуальной тематике есть. Тут затронем меньшинства, тут извращения. Особенно много нам предлагается в качестве остросоциального бесконечные стенания литературы травматиков и различного рода униженных жизнью, перечислять все эти группы людей смысла нет, но литература в таком ракурсе предстает площадкой для психотерапии. Неудивительно, что большая часть подобных книг написана в жанре «автофикшн» – дневник по типу сетевого #metoo. Я даже не буду рассматривать это в качестве литературного искусства, в них нет исследования проблемы, нет решения, в результате прочтения у читателя не формируется новое понимание темы.

Когда Ф.М.Достоевский взялся за исследование нигилизма, он создал роман «Бесы», в котором читателям стало видно, на какой почве и почему могло появится движение молодежи, нацеленной на разрушение общества. Здесь и бесплодный романтизм философов, высокие идеи, у которых больше нет воплощения. Здесь одновременно и бессилие нигилизма, неспособного предложить новое взамен старого. И Ставрогин с его мощью, но бесцельностью становится образом «князем» нигилизма. В конце он убивает себя. Вот книга – исследование актуального. Вот способность писателя всесторонне рассмотреть общество и его раны, поставить вопросы и дать ответы.