Людвик Соучек - Там, где не слышно голоса

Трансатлантические парусные корабли первой половины XIX века не были прежними утлыми суденышками, матросы которых привязывали себя в бурю к мачтам. Не походили они и на каравеллы Колумба, экипаж которых нередко довольствовался во время плавания одними заплесневевшими сухарями. «Сулли», как и многие другие корабли того времени, была плавучим дворцом с роскошно отделанными каютами, салонами, прогулочными палубами. И все же после нескольких дней пути пассажирами овладевала скука. Особенно, когда стоял штиль. Капитан просто приходил в отчаяние. Ведь от настроения и самочувствия пассажиров зависело многое. Будут или не будут проданы билеты на следующий рейс? Капитану Пеллу было отнюдь не безразлично, какие доходы приносит его корабль.

В конечном счете, именно это решало, останется ли он командиром судна или вынужден будет на старости лет искать место на какой-нибудь скрипучей посудине.

Как же было в такой обстановке не обрадоваться предложению доктора Джексона устроить для пассажиров в салоне первого класса вечер фокусов. Тем более, что Чарльз Т. Джексон был, несомненно, самым интересным пассажиром на корабле — знаменитый врач, открыватель наркоза и новых методов обезболивания в медицине! Ко всеобщему удивлению Джексон был ловким и хорошо «экипированным» фокусником. В его чемоданах хранились магические палочки, цилиндр, черная расшитая серебряными звездами и затейливым узором мантия и даже удивительное и загадочное «электрическое чудо» — «гвоздь программы».

Стрелка магнита танцевала по воле Джексона, несмотря на то, что он совершенно не касался ее. Достаточно было поднести кусочек проволоки. Никто толком не понимал, что, собственно говоря, происходит. Даже для капитана Пелла это оставалось загадкой, хотя его больше других заинтересовали фокусы с магнитной стрелкой. Еще бы! Не дай бог, если так начнет плясать стрелка компаса на капитанском мостике.

У пассажиров появилась на пару часов новая тема для разговоров. А это было очень кстати. Корабль стоял с повисшими парусами в центральной Атлантике. Вечером устроили соревнования по бросанию колец. Фокусы были забыты. А может быть нет? На верхней палубе, неподалеку от спасательных шлюпок, стояли в тени два человека. Один из них доктор Джексон, второй — стройный, высокого роста с бледным лицом, давно уже привлекавший благосклонное и участливое внимание дамского общества. Это был профессор Самуэл Финли Бриз Морзе, президент Академии художеств, кумир многих молодых американских художников. Упорный труд принес ему славу. Знаменитый портрет президента Мунро короновал многолетние усилия живописца. Морзе женился на прекрасной девушке. Это был счастливый брак. Однако, вскоре жена художника умерла. Морзе был в отчаянии. Чтобы забыться, он отправляется в Европу, и вот сейчас этот интересный сорокалетний вдовец возвращается в Соединенные Штаты к покинутой работе.

Где-то посреди Атлантического океана профессор Академии художеств стал будущим изобретателем.

Профессор Морзе разговаривал с Джексоном не о живописи и не о своих впечатлениях от путешествия по Европе. С удивительной настойчивостью и упорством расспрашивал он врача об «электрическом чуде», принципе его действия, об опытах Эрстеда, способе их постановки. С Морзе было приятно разговаривать об электричестве. Уже в студенческие годы он проявлял интерес к физике. В школьном кабинете хранилось несколько интересных приборов, сделанных юношей. Однако, интерес к искусству вытеснил прежние увлечения.

В тот вечер Морзе долго не мог уснуть. Он ворочался с боку на бок в своей каюте. Танцующая магнитная стрелка — это, конечно, игрушка! Но нельзя ли ее использовать с пользой для науки? Что, если она поможет установить контакт с человеком, который где-нибудь на другом конце электрической цепи то включает, то выключает ток. Ведь таким путем можно было бы переносить мысли на расстояние… Не может быть!

Президент Академии художеств поднялся с кровати, сунул ноги в домашние туфли, зажег свечу и открыл свой дорожный альбом, заполненный набросками моряков, рыбаков и крестьян. На чистом листе он написал:

Электрический телеграф.

Самуэл Морзе ничего не знал ни о Шиллинге, ни о Куке, ни об Уитстоне, Вебере, Гауссе, ни о других ученых, занимавшихся телеграфией. Он не был специалистом, но это не помешало ему сразу же оценить открытие Эрстеда. Возможно, Морзе уже тогда понял и другое — что магнитная стрелка, указывая путь к созданию телеграфа, не решает всех проблем. После возвращения в Нью-Йорк Морзе редко появлялся на людях. Старые друзья и знакомые не узнавали прежнего элегантного и корректного профессора. Морзе перестал рисовать, не искал благосклонности богачей, охотно соглашавшихся увековечить свой облик на портретах художника. В дом Морзе пришла нужда. Знаменитый и некогда богатый президент Академии (это звание не давало ему никаких материальных привилегий) в течение нескольких месяцев за гроши распродал свои картины, одежду, мебель. Чай с сухарями нередко был его обедом и ужином. Зато все ателье художника было завешано чертежами сложных, хитроумно сконструированных телеграфных аппаратов. Но чтобы реализовать все эти проекты, нужны были деньги, а их у Морзе не было. Пришлось сконструировать первую модель аппарата из того, что было под руками:

— мольберта,

— деревянных часовых колесиков,

— собственноручно сделанной катушки электромагнита,

— гальванического элемента из медной пластинки, служившей когда-то для гравировки,

— огрызка карандаша,

— бумажной ленты, склеенной из разрезанного листа бумаги.

То, что первый телеграф Морзе был создан художником, заметно на первый взгляд — аппарат был установлен на мольберте.

Самым невероятным было то, что первый аппарат Морзе — работал! Не очень надежно, но все-таки работал! После целого года напряженных трудов, бесконечных починок ломающихся частей и рвущихся проводов, после ряда новых усовершенствований, Морзе удалось передать сообщение на расстояние… четырнадцати метров. Да — мы не ошиблись — не четырнадцати километров, а именно четырнадцати метров!

Как вы думаете, легко переносить лишения и нужду, когда работа идет таким черепашьим темпом? Хватило бы у вас терпения? А вот у Морзе хватило. Целых четыре года провел он в своем холодном ателье, отказывая себе в куске хлеба, но продолжая начатые опыты. В 1836 году в его работе, наконец, наметился перелом. Слабеющий электрический ток не мог на большом расстоянии притянуть якорь электромагнита с карандашом к бумажной ленте. А что, если применить реле! Реле, которое независимо от Морзе изобрел Уитстон и которое применялось только для удлинения линий телеграфной связи. Морзе включил реле в свой аппарат. Теперь сильный ток четко и ясно записывал сигналы.