Борис Емельянов - История отечественной философии XI-XX веков

Партийность, революционный демократизм определили не только характер его эстетики, они легли в основу его социологических взглядов, определили специфику его социалистических идей. Белинский хорошо был знаком с произведениями СенСимона, Кабе, Леру, Фурье, Прудона. Однако он не разделял идей французских социалистов-утопистов о мирном и как бы само собой совершающемся переходе общества к социализму. «Смешно и думать, – пишет Белинский, – что это может сделаться само собою, временем, без насильственных переворотов, без крови. Люди так глупы, что их насильно надо вести к счастию. Да и что кровь тысячей в сравнении с унижением и страданием миллионов» 647.

А некоторое время спустя эту мысль он еще более заостряет, облекая ее в метафорическую форму: «Тысячелетнее царство божие утвердится на земле не сладенькими и восторженными фразами идеальной и прекрасной Жиронды, а террористами – обоюдоострым мечом слова и дела Робеспьеров и Сен-Жюстов» 648.

Не менее резко выступает В. Г. Белинский против тех, кто отрицает значение народа в развитии общества: «Люди, которые презирают народ, – писал он, – видя в нем только невежественную и грубую толпу, которую надо держать постоянно в работе и голоде, такие люди теперь не стоят возражений: это или глупцы или негодяи, или то и другое вместе» 649. В народе – жизненная сила общества, он – двигатель общественного прогресса, «народ – почва, хранящая жизненные соки всякого развития; личность – цвет и плод этой почвы» 650. Между личностью, обществом и народом нет и не должно быть противоречий, «тут единство, а не разделение, не двойственность». Конкретно-исторический анализ истории европейского общества показал, что народ «еще слаб, но он один хранит в себе огонь национальной жизни и свежий энтузиазм убеждений, погасший в слоях “образованного общества”» 651. В 1847 г. Белинский совершает поездку за границу (Германия, Франция). Знакомство с буржуазной действительностью заставило его обратить внимание на ужасное положение пролетариата и на роль буржуазия в историческом развитии общества. К оценке роли буржуазии он подходит как диалектик, утверждая, что «пока буржуазия есть и пока она сильна, я знаю, что она должна быть и не может не быть. Я знаю, что промышленность – источник великих зол, но знаю, что она же – источник и великих благ для общества. Собственно, она только последнее зло во владычестве капитала, в его тирании над трудом» 652. Буржуазия, считает он, обрекла себя на гибель именно как антагонист народа, поэтому ее участь предрешена: «Я допускаю, что вопрос о bourgeoisie – еще вопрос и никто пока не решил его окончательно, да и никто не решит – решит его история, это высший суд над людьми. Но я знаю, что владычество капиталистов покрыло современную Францию вечным позором» 653.

За границей, в Зальцбруне, 13–15 июля 1847 г. он пишет свое знаменитое «Письмо к Гоголю», которое по праву расценивается как политическое завещание Белинского. В этом письме он критикует религиозность и мистицизм Гоголя, доказывая, в противоположность ему, что русский народ видит свое спасение от гнета самодержавия не в мистицизме, а в проявлении и успехах цивилизации.

После поездки «на воды» здоровье Белинского не поправилось. 26 мая 1848 г. на 37-м году жизни он умер от чахотки.

В это же время в Москве существовал другой кружок университетских студентов – кружок Герцена и Огарева. У обоих кружков было много общего, но были и различия, о чем много лет спустя Герцен написал в «Былом и думах». Общей чертой кружков Герцена – Огарева и Станкевича была их социальная устремленность, попытка найти ответы на насущные вопросы действительности. Говоря о кружках 30-х гг., Герцен указывал: «Главная черта всех их – глубокое чувство отчуждения от официальной России, от среды, их окружавшей, и вместе с тем стремление выйти из нее, а у некоторых порывистое желание вывести и ее самое» 654. Если кружок Станкевича занимался преимущественно проблемами философии и этики, то кружок Герцена и Огарева – социально-политическими проблемами. Определенные контакты между кружками были, но расхождение интеллектуальных интересов создавало между ними некоторую отчужденность. Герцен вспоминал: «До ссылки [Герцена] между нашим кругом и кругом Станкевича не было большой симпатии. Им не нравилось наше почти исключительно политическое направление, нам не нравилось их почти исключительно умозрительное. Они нас считали фрондерами и французами, мы их – сентименталистами и немцами» 655.

Несомненным лидером в кружке был Александр Иванович Герцен. А. И. Герцен родился в Москве 25 марта 1812 г. Первоначальное образование, полученное от домашних учителей и гувернеров, было весьма разносторонним: он читал русских и западноевропейских писателей – Жуковского, Пушкина, Рылеева, Вольтера, Гете и других, был знаком с работами известных естествоиспытателей – Кювье, Сент-Илера. Сильное влияние на формирование мировоззрения молодого Герцена оказали декабристы. «Рассказы о возмущении, о суде, ужас в Москве сильно поразили меня, мне открывался новый мир, который становился больше и больше средоточием всего нравственного существования моего; не знаю, как это сделалось, но, мало понимая или очень смутно, в чем дело, я чувствовал, что я не с той стороны, с которой картечь и победы, тюрьмы и цепи… Казнь Пестеля и его товарищей окончательно разбудила ребячий сон моей души», – писал позже Герцен 656. Со своим другом Н. П. Огаревым он поклялся отомстить за казненных и сосланных борцов, поднявшихся на борьбу против самодержавия.

В 1829 г. Герцен поступает на физико-математический факультет Московского университета. «Я избрал физикоматематический факультет потому, что в нем уже преподавались естественные науки, а к ним именно в это время развилась у меня сильная страсть» 657. В 1833 г. успешно (с серебряной медалью) он окончил университет. Будучи студентом, Герцен изучал естественные науки, увлекался философией. Он пишет работы: «О месте человека в природе» (1832), «Аналитическое изложение солнечной системы Коперника» (1833), в которых пытается найти единственно правильный метод для естественных наук. А для этого, как он считает, необходимо преодолеть разрыв между эмпиризмом и рационализмом.

Интересуют его и социально-политические учения. Особенно те, в которых утверждается «ненависть ко всякому насилию, ко всякому правительственному произволу». Неудивительно, что, как вспоминает позже Герцен, «сен-симонизм лег в основу наших убеждений и неизменно остался в существенном» 658. Студенческому кружку, который он организовал вместе с Огаревым, Герцен придавал большое значение: «Мы были уверены, что из этой аудитории выйдет та фаланга, которая пойдет вслед за Пестелем и Рылеевым, и что мы будем в ней» 659. Члены кружка (Н. И. Сазонов, Н. М. Сатин, В. В. Пасек, Н. Х. Кетчер и др.), хотя и занимались политической пропагандой, не имели еще ни четкой программы, ни ясности во взглядах. «…Что мы собственно проповедовали, трудно сказать, – писал Герцен. – Идеи были смутны, мы проповедовали декабристов и французскую революцию, потом проповедовали сен-симонизм и ту же революцию, мы проповедовали конституцию и республику, чтение политических книг и сосредоточение сил в одном обществе» 660.