Юлия Бийе - Война Катрин [litres]

Я думала, что никогда больше не смогу снимать портреты. И вот сфотографировала себя в зеркале воды.

Я задумалась, мне хотелось найти причину внезапного пробуждения, и, кажется, я поняла, что произошло. Преображение картин – вот что мне понадобилось, возможность их изменять, поступать с ними так же, как я поступала с тенями. Только так я могу воевать с войной. Воевать на свой лад. Я полетела вниз к хутору, волосы развевались за спиной, я была легче перышка. Я фотограф, все-таки я фотограф. Я боялась, что огонь во мне погас навсегда, но я была и осталась фотографом, я иду от отражения к отражению, удваиваю мир, живу по-особому, между двух миров. Я это знаю, я так чувствую.

Кристина и Антуан сидели в кухне и обрадовались моему приходу. Они начали уже беспокоиться. Но Кристина подмигнула мне и ущипнула на ходу за бочок, дав понять, что благодарна за мое исчезновение. В этот вечер, к удивлению Кристины, привыкшей к моей молчаливости, разговорчивой оказалась я. Я рассказала им о том, что со мной случилось: я снова поверила, что мои картины имеют смысл, и теперь опять по-новому буду общаться с миром. Оглушенные потоком слов, Кристина и Антуан, верно, не очень-то поняли, о чем я говорю, но оба улыбались, и мне было хорошо благодаря их веселым ласковым лицам. Кристина в первый раз видела меня такой. Она запела старинную итальянскую песенку «Счастье не приходит в одиночку» и захлопотала у плиты, собираясь порадовать нас чем-то вкусненьким. Даже когда мы сели за стол, я все продолжала рассказывать про чудеса фотографии. Но, когда начала есть, немного успокоилась, и влюбленные смогли наконец поговорить о своем.

Перед сном я думала об Этьене. Представила себе, как открываю дверь в его фотомастерскую, а он поднимает голову и видит меня. С этим образом я уснула, и он отогнал кошмары, которые надвигались на меня каждую ночь с тех пор, как я поселилась на хуторе.

Антуану разрешили побыть немного дома, а потом он уедет на север Франции с новым заданием. Ничего больше он не мог сказать. Да и не хотел. Я старалась стать совсем незаметной и уходила из дома как можно чаще, чтобы им не мешать.

Я знала теперь грибы и научилась искать их, собирала разные травы. Например, царский скипетр с желтыми цветками, Кристина готовила из него микстуру от кашля и продавала аптекарю, а деньги отдавала мужу на общее дело. Еще я рвала и складывала в корзину глухую крапиву, собираясь приготовить влюбленным голубкам витаминный суп. После полуденного отдыха витамины им не повредят. И повсюду искала отражения. Подолгу вглядывалась в зеркало, висевшее у меня в комнате, но пока так и не нашла ничего достойного магии фотосъемки. Слишком много света, и отражения в зеркале слишком реалистичные. Даже перевернутые, на фотографии они просто копируют то, что есть, ничего не преображают, ничего не изменяют.

То, что я искала с того самого вечера, когда снова начала фотографировать, подарило мне стекло входной двери. Как-то раз я вернулась из очередной очень долгой прогулки с корзиной, полной красных сладких ягод, руколы и альпийской полыни. Кристина и Антуан сидели, обнявшись, на кухне и разговаривали. Я поставила корзину на стол, повернулась, чтобы закрыть дверь, и тут увидела в стекле отражение влюбленных. За дверью садилось солнце, в небе полыхал пожар. Мне хватило доли секунды, чтобы схватить «роллей» и остановить мгновение, которое тут же растворилось в потемках. Я чуть не заплакала от радости, чувствуя, что сделала удивительный снимок. Поймала на лету счастье в волшебном освещении заката. Оно тоже частичка моей войны, хотя непохожая на то, что я переживала до сих пор. Я ничего не сказала своим друзьям. Волшебный миг, его не передашь словами. Вот кончится война, и я обязательно привезу им фотографию. Тогда они все поймут.

Вечером я записала в дневнике : «Когда мы снова с тобой встретимся, мне не понадобится смотреть на мир через стекло. Мы откроем миру объятия, крепко прижмемся друг к другу, и у нас хватит сил прожить свою жизнь без страха и оглядки».

Прошло две недели, и настало утро, когда Антуан снова пустился в путь, оставив Кристину, сиротливо притулившуюся ко мне. Не сомневаюсь, ему стало спокойнее, раз он знал, что теперь она не одна. И еще я уверена: больше всего на свете он хотел бы вернуться к себе на хутор навсегда.

Прошло пять месяцев, как ушел Антуан, и вот уже три месяца, как Кристина не получала от него никаких вестей. Живот у нее становился все больше, и она с тревогой думала, доведется ли ее малышу увидеть отца. Я поняла, что она беременна, когда однажды застала ее на заднем дворе, ее рвало, и она плакала. Я поддержала ее, вытерла рот и отвела в спальню, хотя стоял ясный день. Потом приготовила ей отвар из перечной мяты, потому что мята помогает от тошноты, а этот отвар особенно полезен беременным женщинам. Все это я узнала от Кристины, она старалась научить меня всему, что знала сама, и делилась щедро и весело, не поддаваясь грызущему ее страху.

Кристина теперь быстро уставала, я старалась помогать ей во всем и радовалась, что от меня есть толк. Вставала рано и торопилась поскорее переделать все утренние дела, я ведь успела выучить наизусть чуть ли не каждое ее движение. Когда Кристина спускалась вниз, она видела чисто прибранную кухню, на огне кастрюльку с кипящей водой, уже готовый порошок из корней цикория – замену пропавшему с начала войны кофе.

Кристина старалась не терять присущей ей веселости, но подчас становилась молчаливой и очень грустной. Тогда я принимала эстафету, начинала болтать без умолку, пока не рассмешу ее.

Ребенок уже начал толкаться ножками и ручками у нее в животе, и она подзывала меня, чтобы я тоже почувствовала, как он шевелится. Мы с ней счастливо улыбались, радуясь малышу, и придумывали, как сложится у него – или у нее? – жизнь. Мы обе почему-то считали, что будет девочка. Кристина пообещала, что дочку назовет, как меня, Катрин. Я не решилась ей сказать, что меня зовут совсем иначе, хотя и с именем Катрин я сроднилась.

Дни шли за днями, нам становилось все тревожнее. Но мы не говорили о своих страхах и всеми силами старались не дать друг другу затосковать. Жили так, как привыкли зимой, а между тем подходила к концу весна.

Наступил июнь, и однажды утром Кристина послала меня в деревню за повитухой. Почувствовала: пора! Она мучилась и трудилась почти целый день, чтобы появилась на свет маленькая Катрин – Катринетта, как сказала усталая мамочка, радуясь и печалясь одновременно. Повитуха, старенькая добрая фея с молодым смехом, ушла, успокоив нас: «Все хорошо, Кристине не грозит никакая опасность». Она объяснила мне, что нужно делать.

А я была потрясена. Всем. Тем, что родилась маленькая девочка. Тем, что она будет зваться моим именем, которое дал мне не родной отец, а случайный человек.