Джоди Андерсон - Пташка Мэй — королева воинов

ПОСЛЕДНИЙ КОНЦЕРТ В НАВСЕГДА!

ТОЛЬКО СЕГОДНЯ!

Со снимка смотрел Тыквер. На голове тюрбан, рядом груда фальшивых драгоценностей, губы шевелятся, как во время пения. Мэй прижала клочок к уху, и до нее донесся слабый, но знакомый звук великолепного тыкверского баритона. Мэй взглянула на снимок еще раз. Тыквер подмигнул, но как-то невесело. Губы, растянутые в кривой ухмылке до ушей, печально дрогнули.

Мэй словно очнулась от сна. Надо срочно брать себя в руки — хоть такие, прозрачные и бледные.

В задумчивости покусывая ноготь, Мэй смотрела на снимок, где Тыквер хвастался своими драгоценностями и сокровищами. И тут ее дернули за веревку, связывающую руки.

— Все, принцесса, — ухмыляясь и облизывая губы, возвестил Тощий. — Давай-ка двигать дальше.

Мэй поспешно сунула клочок афиши с карман и украдкой переглянулась с Пессимистом, но, плотно зажатый в объятиях Гвеннет, кот привычно замкнулся в себе и ничего не ответил.

— А знаете, — задумчиво проговорила Мэй несколько минут спустя, когда они плыли по пустынному бульвару к северным воротам, — на самом деле меня совсем невыгодно сдавать.

Гвеннет хрипло расхохоталась:

— Да? Это отчего же?

У Мэй перед глазами снова встал снимок с Тыквером, подкинувший ей еще одну мысль.

— Оттого, что я знаю, где найти такую штуку, которая стоит больше миллиона золотых.

Тощий Шкиппи залился смехом, Гвеннет разочарованно зевнула. Зато Колченогий Пити явно заинтересовался:

— Да? И какую же? — Он поскреб пятерней лохматую бороденку.

— Ну, если сокровища царицы Савской для вас не пустой звук…

Тати встали как вкопанные. Алчный огонек, мелькнувший в глазах Пити, отразился в капельке слюны, повисшей на губе Шкиппи, и блеснул на трех золотых зубах Гвеннет.

— Врет! — решил Шкиппи.

Мэй вздохнула:

— Как знаете…

И тут же очутилась в цепких объятиях Тощего с приставленным к подбородку водяным пистолетом.

— Ну-ну, Шкиппи, помягче, дружок, — попытался урезонить его Пити, одновременно виновато кося единственным целым глазом на Мэй.

Но Шкиппи, не выпуская Мэй, отступил еще дальше:

— Ну-ка объясни, цып… Оууу!

Шкиппи взвился в воздух, болтая пистолетом. У его ног завис Пессимист с каким-то лоскутом в зубах.

— Он меня цапнул за задницу! — выл Шкиппи.

— Ох, да идите к дьяволу вы оба! — не выдержала Гвеннет и вырвала у Тощего пистолет. — Ты! — Она погрозила дулом Шкиппи. — Со своими полосатыми макаронинами вместо ног. И ты! — Дуло нацелилось на Пити. Приструнив обоих, она сама наставила пистолет на Мэй, иногда для пущей острастки наводя его и на Пессимиста. — А теперь, цыпа, объясняй.

Мэй откашлялась.

— Помните, мы с Джоном Бом-Кливером пошли искать этот самый клад? — Мэй не врала. Они с Кливером действительно пытались объединенными усилиями добраться до верхушки Вечного здания, где хранилась всеведущая Книга Мертвых. Мэй надеялась, что книга подскажет, как ей вернуться домой, в Западную Виргинию. А Джон хотел разузнать, где сокровище. Однако они вычитали только про «знаменитую освободительницу Мэй Эллен Берд, покончившую с диктатурой злого правителя Бо Кливила».

— Да, — подмигнув подельникам, подтвердила Гвеннет. — Что-то припоминаю.

— И что, выходит, вы его нашли? — подозрительно сощурился Пити.

Мэй коротко кивнула. Она не привыкла врать. Щеки начала заливать предательская краска. Уши защипало от стыда.

— Значит, если бы Кливер был тут, — продолжал Пити, — он бы подтвердил и не стал бы вздергивать тебя на рее?

У Мэй сжалось и заледенело горло.

— Да, — ровным тоном выдавила она.

— Ну так он здесь, — выдержав паузу, доложил Пити.

Мэй оцепенела. Невозможно. Правда ведь? Она оглянулась, словно Джон Бом-Кливер мог и в самом деле выскочить у нее из-за спины.

Повисло неловкое молчание. Гвеннет, откашлявшись, обменялась вопросительным взглядом с Тощим. Тогда Пити вытащил из недр своего кармана резиновую ленту:

— Вот. Пришла «Пони-экспрессом» из Вечного города через несколько недель после вашего с Кливером ухода.

— Что это? — не поняла Мэй.

Пити посмотрел на нее как на недоумка:

— Как что? Джон Бом-Кливер, конечно. Его превратили в резинку.

У остальных татей отвисли челюсти.

Мэй, потеряв дар речи, смотрела на кусочек резины.

— Ты говорил, что это твой талисман, на удачу! — возмутился Тощий Шкиппи.

— Спятил ты, что ли, таскать в кармане Джона Бом-Кливера? — Гвеннет покрутила пальцем у виска.

Мэй опустила голову и прикусила губу, чтобы не рассмеяться. Видимо, Пити поверил газетам, раструбившим, что Кливер в Вечном городе подвергся реинкарнации. Проще говоря, попал в реинкарнатор. Где превратился во что-то другое.

— Ну да, и мой талисман заодно, — запальчиво возразил Пити. Но вид у него был смущенный. — Что скажешь, Кливер? — поинтересовался он у резинки. — Врет она или как?

Резинка почему-то промолчала (никто, кроме Пити, не удивился).

Тать хорошенько встряхнул ее, и тут у него самого задрожали губы. Он озадачено поскреб кустистую бороденку.

— Без паники! — широко улыбнувшись, успокоил он, но улыбка в тот же миг сползла с его лица. Поднеся резинку к самым губам, он зашептал: — Джонни, мальчик мой, ты что, на меня в обиде?

— Учтите, — подала голос Мэй, — вы ведь ничего не теряете. Если я приведу вас к сокровищу, вы меня отпустите. А если сокровища там не окажется, получите за меня выкуп, как и собирались.

Пити смахнул слезу и шмыгнул носом.

— Он всегда со мной в молчанку играет. — Смущенно оглянувшись, он с показным безразличием швырнул резинку на землю. — Так, и где, говоришь, сокровище?

— Недалеко. Совсем рядом с парком «Бездна скорби»…

Мэй выжидающе уставилась на татя. Главное завернуть их в нужном направлении, выиграть время на раздумья. А там… а там неизвестно. Может, трех противников они с Пессимистом как-то одолеют. Бывало ведь и похуже.

Тощий Шкиппи махнул на нее водяным пистолетом:

— Тогда вперед, куколка.

Мэй оглянулась на ходу через плечо. Отставший Пити, думая, что никто не видит, украдкой подхватил резинку и сунул в карман — бережно и с любовью, словно ювелир, укладывающий на подушечку свой самый ценный бриллиант.

Йо-хо, йо-хей, я был грозой морей,

Пока три тысячи чертей

Меня не потопили.

Теперь я чист душою и помыслами чист,

Отмыт до блеска я в волнах,

Вот так-то, старина!

Запас песен о смерти, воровстве и мошенничестве у татей казался неисчерпаемым. Они уже успели прогорланить всю «Когда твой клад я приберу к рукам», а теперь дошли до семнадцатого куплета «Каким тать был, таким остался».