Колетт Вивье - Дом на улице Четырех Ветров

Надо было в тот же день отнести записку хозяйке красильни на улице Генего́. Спросить мадемуазель Агату и сказать: «Я к вам от Мартена». Мишель сунул листок за пазуху, и этот привычный жест вызвал бурную радость в его душе.

— Это не все, — сказал Ален, — придешь сюда в будущий вторник в четыре часа, и я дам тебе еще одно поручение… Прощай… Значит, во вторник…

Он зажег сигарету и ушел, шлепая по лужам. Мишель задумался. Он не мог отправиться на задание, не сказав матери всей правды. «А вдруг она не позволит мне пойти на улицу Генего? — испугался он. — Нет, была не была, скажу все, как есть: не могу же я обманывать маму!»

Эвелина Селье выслушала сына и, подавив вздох, тихо сказала:

— Иди, сынок!

Без труда отыскав красильню, Мишель аккуратно исполнил все, что ему велели. Для этого ему пришлось пропустить занятия в школе, а через три дня он снова их пропустил, потому что на этот раз Ален послал его в более отдаленный район — Бельви́ль: там у станции метро «Пляс де Фэт» его ждала, читая газету, белокурая девушка, с которой он познакомился месяц назад.

Он побывал также в кварталах Терм и Порт-Майо, на улицах Вожира́р и Лафайе́т. Повсюду, на перекрестках, у входа в лавку, его дожидались люди, имени которых он не знал, но стоило ему сказать, что он от Мартена, как они устремляли на него пристальный взгляд. Постепенно он привыкал и, встречая по дороге немцев, уже не смотрел на них с прежним вызовом — теперь ему и вовсе нельзя попадаться: как-никак он боец Сопротивления!

В один из четвергов, после обеда, Мишель снова встретился с Аленом у Пантео́на.

— Сегодня тебе выпала работка потрудней, — сказал Ален. — Относить ничего не надо, зато ты кое-что нам доставишь: план, вернее, черновик плана, который мы должны сегодня же уточнить! А ехать тебе придется далеко — в пригород Сен-Реми-Ле-Шеврез. Я охотно послал бы кого-нибудь другого, но нет никого под рукой, а дело срочное. Как думаешь, справишься?

— Конечно, мосье Ален!

— Ладно. Сядешь в электричку на Люксембургском вокзале, сойдешь в Сен-Реми — это конечная станция. Отыщешь там галантерейную лавку госпожи Деви́нь — лавка выкрашена в зеленый цвет. Там увидишь старушку. Когда убедишься, что это и есть мадам Девинь, скажешь ей пароль. Она передаст тебе план.

— А дальше что?

— Отвезешь план Даниелю, который будет ждать тебя в кафе «Добрая встреча» до шести часов…

— Даниель… — прошептал Мишель. — Я увижу Даниеля?

— Ага, обрадовался?.. Неудивительно! Даниель… Он у нас знаешь какой!.. Да, друг, сегодня ты увидишь Даниеля! Деньги есть? Нет? Вот тебе сто франков… Я не успел их разменять. А теперь беги — в два часа отойдет поезд!

Было уже без двадцати два. Мишель едва успел предупредить мать и добежать до вокзала. Очутившись в поезде, он вздохнул с облегчением и весь отдался ощущению счастья. Он увидит Даниеля, тот будет его расспрашивать, и Мишель станет отвечать! Но как долго ждать встречи с Даниелем! И когда, наконец, стемнеет! Мишелю казалось, что и поезд тащится, как черепаха, и минуты тянутся нестерпимо медленно. Стоя в углу вагона, он глядел, как пролетают мимо дома и улицы, — глядел, не замечая, ничего не видя.

Он сунул руку в карман и вдруг ощутил в нем что-то мягкое. «Медвежонок! Медвежонок Фанфана!» — удивился он. Перед обедом Мишель повздорил с мальчиком: Фанфан стащил у него ластик и в отместку Мишель отнял у него мишку и спрятал в карман. И вот в спешке он увез медвежонка с собой! Как это глупо: он, посланец Даниеля, носит с собой детскую игрушку! Ему захотелось вышвырнуть ее в окно, но он подумал, что Фанфан будет горевать, и сердито сунул медвежонка в карман, под носовой платок.

Поезд подходил к станции Сен-Реми.

Мишель спрыгнул на перрон, быстро вышел из вокзала и стал искать зеленую лавку. Скоро он ее увидел — в самом конце узкой и длинной улочки. Он шел, напевая. Было холодно, то и дело налетал резкий ветер, приносивший запах полей. Мишель вспомнил бабушкин сад и лес, обступавший участок. Летом он обязательно выстроит себе в лесу хижину! Но на этот раз он ни за что не позволит Норетте залезать на крышу… А впрочем, что сейчас об этом думать? Мишель вошел в лавку.

У кассы сидела седая остроносенькая старушка в огромных роговых очках. Увидев Мишеля, она сняла очки и приветливо спросила, что ему нужно. Когда мальчик произнес обычный пароль, старушка нахмурилась.

— Хорошо, — сказала она, боязливо оглядываясь в сторону витрины, — хорошо, я сейчас…

Она выскользнула в низенькую боковую дверь и сразу же вернулась, держа в руках сложенный вчетверо листок папиросной бумаги.

— Бумажка совсем маленькая, — прошептала она, — но я нарочно ее так свернула, из осторожности. Мне кажется, что за мной следят. Предупреди Мартена — хорошо?.. Ну, и куда же ты денешь план?

— Гм, — сказал Мишель, — не знаю даже… Бумажка такая маленькая, что я боюсь ее потерять. Может, в кошелек положить?

— Вот-вот… Чтобы немцы сразу же на нее наткнулись? При обыске всегда первым делом отбирают кошелек! Помни: если тебя схватят, мне тоже не поздоровится, а я этого совсем не хочу! И без того я вся дрожу: вокруг все время слоняются немцы. Ну так как?

— Придумал! — воскликнул Мишель.

Юркнув за кассу, чтобы его не могли увидеть снаружи, он вынул из кармана медвежонка. Повертел его в руках.

— Есть у вас ножницы? — спросил он.

Кончиком ножниц Мишель расширил дырочку в том месте, где у медвежонка прежде был глаз. Затем он вытащил клочок шерсти, засунул внутрь бумажку и снова заткнул отверстие, примяв шерсть пальцем.

— Молодец! — одобрила старушка. — Только не потеряй своего мишку, хорошенько спрячь его в карман… А ты, должно быть, славный мальчик, — продолжала она со вздохом. — Зачем на тебя взвалили такую опасную работу? Погоди, дружок, у меня тут есть кое-что для тебя.

Она порылась в каких-то коробках, потом в ящике и протянула Мишелю синий карандаш.

— Спасибо! — радостно воскликнул мальчик. — Вот спасибо! Я буду раскрашивать им реки на школьных картах!

Он был так доволен своим карандашом, что, возвращаясь на станцию, заплутал и неожиданно очутился на грязной улочке, вымощенной неровными каменными плитами. Досадуя на самого себя, Мишель тут же повернул назад, и у него екнуло сердце: в конце улочки, преградив ему путь, стоял немец в зеленом мундире. «Если я побегу, — сообразил Мишель, — подумает, что я испугался. Вперед! Может, он уберется?» Но немец не тронулся с места и, когда Мишель поравнялся с ним, положил руку на его плечо. Мальчик вздрогнул.

— Куда… идти? — коверкая слова, спросил немец.

— Я возвращаюсь в Париж, — ответил Мишель, — мне надо к вокзалу.

— Откуда ты… ехать? Зачем ходить к мадам Девинь?

Мишель прикусил язык. Значит, немец все время шел за ним. А раз так, лавочница была права: за ней следили.