Колетт Вивье - Дом на улице Четырех Ветров

Весна принесла великую новость: русские начали широкое наступление на врага — в Прибалтике шли жестокие бои. Немцев гнали отовсюду, и они отступали на дальние рубежи, одерживая, как твердило гитлеровское командование, «полный оборонительный успех». Со дня на день ждали, что на французском берегу высадятся англо-американские войска. Только где будет высадка — на севере, на юге? Каждый вариант имел своих сторонников, а враги окружали французские порты цепью укреплений, хоть и уверяли в своих газетах, что высадки никакой не будет.

Сквозь раскрытые окна фешенебельных ресторанов было видно, как немцы, навалившись локтями на стол, слушают радио, а перед ними стоят тарелки с горами сосисок, которые им уже не хочется есть. Прохожие украдкой кивали в их сторону и подмигивали друг другу, со злорадным весельем следя за черными точками английских самолетов, летевших высоко над облаками — пятерками — к югу. Бомбежки бывали все чаще; на рынках совсем не стало ни мяса, ни овощей, но французы не унывали, понимая, что конец войны теперь уже близок.

Каждый вечер в маленькой столовой Эвелины Селье собирались соседи. Папаша Лампьон, Жан, супруги Моско, сестры Минэ, консьержка — все хотели слушать английское радио. В тот вечер, когда узнали об освобождении Одессы, папаша Лампьон раздобыл бутылку белого вина, а по случаю высадки американских войск в Италии, к югу от Рима, сестры Минэ испекли сливовый пирог, точно такой же, как тогда, в сочельник. Да, многое переменилось с тех пор. Глядя на Гурров, жильцы посмеивались исподтишка, а Гурры, озабоченные и перепуганные, твердили всем, что они сроду ничего не имели против англичан. Немецкий офицер, который еще недавно дневал и ночевал в их доме, отбыл на русский фронт, но никто другой не занял его места. Чувствуя, куда дует ветер, Гурры хотели незаметно переменить курс. Но они не предвидели, что им помешает Стефан. Старший сын Гурров четыре года подряд орал «Хайль Гитлер» и восторженно отмечал на карте победоносное шествие немецкой армии, — такие вещи не проходят даром. Он стал фашистом и остался им со всей непримиримостью своих двенадцати лет. Он презирал родителей за их растерянность, ругал их про себя трусами и нещадно колотил своего младшего брата Луи, который не разделял его фанатизма.

В школе теперь вспыхивали беспрерывные ссоры. Ряды «рыцарей» множились. Длинный Бобен да еще с десяток других ребят примкнули к Союзу, и листовки за подписью «Леонид», восторженно повествующие о победах союзников, наводняли округу. Теперь никто уже не хотел держать язык за зубами, и ребята осыпали Стефана насмешками, то и дело справляясь, «как поживает Гитлер». Стефан, по обыкновению, холодно улыбался и отвечал, что он располагает верными сведениями и что «фюрер» (он выговаривал это слово с немецким акцентом) по-прежнему на высоте положения.

— Ну что ж, скорей хватай своего фюрера за портки да постарайся не скатиться вместе с ним с этой самой высоты: скоро его сшибут оттуда пинком! — кричал ему Жорж.

Ребята хохотали, а Стефан, весь бледный от злости, упрямо твердил, что «фюрер одержит верх».

Как-то в мае, после очередной ссоры в школе, Жорж с Мишелем весело бежали домой. Следом за ним на расстоянии нескольких шагов шел Стефан, и они нарочно громко смеялись, болтая о своих друзьях — Бобене, Менаре, о завтрашней контрольной по истории…

Мимо как раз проходил высокий разбитной парень с вздернутым носом; увидев их, он остановился.

— Эй, Московиц! — удивленно воскликнул он. — Ты что, переехал в Париж?

Жорж пристально посмотрел на него, кивнул и, не отвечая, зашагал дальше. Парень побежал за ним.

— Ты что, не узнал меня? Я же Дюло́н! Мы с тобой учились в Лионе в одном классе! Ну, не помнишь, что ли, папашу Трике и как мы дулись в стеклянные шарики, а потом ты стащил с меня берет?

— Да, да, конечно, помню, — холодно подтвердил Жорж, — но, извини, я тороплюсь. Будь здоров!

Парень нахмурился и разочарованно повернулся назад. Жорж ускорил шаг.

— Ты что, не узнал его? — спросил Мишель.

— Конечно, узнал! Ну и болван! Орет на всю улицу, что моя фамилия Московиц!.. Как ты думаешь, Стефан слышал?

— Ах вот оно что… — спохватился Мишель. — Я не сообразил… Погоди…

Он резко обернулся. Стефан стоял у витрины шляпного магазина, внимательно разглядывая головные уборы.

— Шляпки разглядывает! — со смехом шепнул Мишель. — Нет, представляешь, он любуется дамскими шляпками! Значит, он ничего не слышал.

— Гм, — сказал Жорж, — хотел бы я в это верить! Но как-то странно, что он вдруг заинтересовался этими шляпками. Главное, ничего не сболтни моей маме, а то она совсем заболеет от страха… Ну и болван же этот Дюлон!

Усилием воли Жорж заставил себя переменить тему разговора, и Мишель совсем позабыл об этом происшествии. Но на другой день, возвращаясь домой из школы, где только что с грехом пополам написал контрольную по истории, он увидел, что в парадном его поджидает младший брат Стефана — Луи.

— Я должен тебе кое-что сказать… — озабоченно прошептал Луи, — да только не здесь, лучше в другом месте…

Он увел Мишеля в соседний подъезд, вторично оглядел улицу и, прижав рот к его уху, быстро проговорил:

— Стефан донес на Жоржа!

— Что? — растерянно воскликнул Мишель.

— Не кричи, очень тебя прошу! Нас могут услышать! Если Стефан узнает, что я тебя предостерег, он такой шум подымет!..

— Не может этого быть! — пробормотал Мишель.

— Еще как может! Стефан донес на Жоржа немцам. Он сделал это в отместку всем вам за то, что вы изводите его в школе. Он говорит, всех бы вас так… Понимаешь, вчера он слыхал, как кто-то окликнул Жоржа и назвал его какой-то чудной фамилией, вроде как еврейской…

— Жорж не еврей! — отчаянно запротестовал Мишель.

— А Стефан говорит, что да и что фамилия у него еврейская, а Моско, значит, не настоящая его фамилия… Вот почему я тебя поджидал. Алена Кутюра мне не так уже было жаль, но сейчас-то дело идет о нашем товарище.

— Ах вот как! — скрипнул зубами Мишель. — Значит, это Стефан донес на Алена?

Губы Луи задрожали; казалось, он вот-вот разрыдается.

— Я нечаянно, — забормотал он, — я нечаянно, я не хотел ничего говорить, у меня как-то вырвалось само собой! Только не передавай этого никому, слышишь!.. Пожалуйста, никому не говори!

— Не бойся, — сказал Мишель. — Спасибо, что предупредил! Знаешь, постой-ка ты здесь. Не надо, чтобы нас видели вместе… Ну, я пошел…

Он бегом поднялся к себе в квартиру и, весь дрожа, сообщил матери страшную весть.

— Я этого ждала, — просто сказала она. — Несчастные люди! Что они теперь станут делать? Пойду предупрежу их!

Супруги Моско только что сели за стол, когда к ним вошла Эвелина.