Колетт Вивье - Дом на улице Четырех Ветров

— Вы лучше передавайте камни по цепочке, — посоветовала женщина, смахивая пот, струившийся по ее щекам.

Встав посреди мостовой, мальчики начали передавать булыжники по цепочке.

Дверь булочной отворилась, и на порог вышла девушка в светлом платье. В руках у нее была корзина.

— Пить хотите? — предложила она.

— Не откажусь, — ответил бородач, — жара-то какая!

Девушка наполнила стаканы и раздала желающим.

— Э! — воскликнул высокий, прищелкивая языком. — У вас замечательное вино!

— Еще бы! — весело сказала девушка. — Вино урожая 1939 года! Мы сберегли его для победы!.. Слышите, — добавила она, вздрогнув, — вот опять начинается!

Со стороны площади Сен-Мишель послышался сухой треск; затем, уже совсем близко, — вторая очередь. В воздухе поплыл голубой дымок, запахло порохом.

— Вот беда! — пожаловался бородач. — А мы-то все ждем-дожидаемся! Что они там — заснули, что ли, на командном пункте? Ах, вот они, наконец!

Появился Жан с тремя другими парнями. Жан тащил автомат; остальные несли винтовки и еще какие-то тяжелые ящики, которые они осторожно опустили на землю.

— Не очень-то вы торопились! — буркнул бородач.

Но Жан, не слушая его, закричал:

— Я встретил парня, который шел с площади Мадлен! Там идет настоящий бой, наши палят из пушки! А в первом округе партизаны взяли мэрию! Немцы сейчас осаждают другую мэрию — в Батиньо́ле, а американцы уже в Аржанте́йе! Одна медсестра рассказывала, будто в больницу доставили одного из них… Ура, на этот раз фрицам крышка!..

Мишель глядел на него с изумлением. Что стало с элегантным мосье Жаном? Спутанные волосы прилипли к потному лбу, брюки помялись, а галстук, изящный галстук, висел как плеть на расстегнутой сорочке. Жан сорвал его и нетерпеливо отшвырнул куда-то в сторону. Мишель понял, что времена переменились.

Бородач схватил автомат.

— Наконец-то у нас оружие! — воскликнул он. — Самое время! Надо и нам свою лепту внести — прикончить хоть несколько гадов! За работу! Живо!

Зарядив автомат, он торопливо просунул дуло в бойницу, устроенную в баррикаде. Его бойцы расхватали винтовки и привязали к поясу гранаты. Потом все укрылись за баррикады. Мишель подсел к высокому брюнету.

— А нельзя ли и мне гранату? — робко спросил он.

Высокий рассмеялся.

— Нам и то не хватает, малыш!.. Гляди, не больше комара, а туда же — гранаты метать! Сиди-ка лучше в своем углу да постарайся не путаться под ногами…

Мишель сердито взглянул на него, но настаивать не посмел. Взобравшись на песчаную насыпь, он стал разглядывать бульвар — деревья и пустынные лужайки, по которым пробегали суетливые тени: санитары, сестры милосердия, редкие прохожие. Тишину то и дело прорезало щелканье пистолетов, тяжкое уханье винтовок, треск автоматов. Издали доносился глухой рокот пушки.

Проехали две машины французских Внутренних сил. На крышах лежали бойцы с ружьями наперевес. Один из них размахивал маленьким трехцветным флажком, развевавшимся на ветру.

— Ура! — грянули защитники баррикады.

Человек с флажком обернулся и что-то крикнул им, указывая на черную точку за своей спиной.

— Наверно, сзади немецкая машина! — сказал бородач. — Смотрите в оба, ребята!

Все напряглись, готовые к бою. Вдруг справа послышался громкий рокот мотора. Он становился все сильнее, и наконец показался серый автомобиль, весь ощетинившийся ружейными дулами. Застрекотал автомат, немцы дали ответный залп, и, просвистев мимо ушей Мишеля, пуля угодила в железную штору соседней лавки. Стрельба разгорелась не на шутку. Вдруг серый автомобиль замедлил ход и, точно раненый зверь, уполз за дома налево.

— Попали! — закричал высокий. — Машина…

Его прервал адский грохот. Серый автомобиль взорвался. Густой дым заволок бульвар; сквозь него взметнулись вверх языки пламени. Бойцы ликовали. Они кричали, пели, хлопали друг друга по спинам. Высокий брюнет восторженно стиснул руку Мишеля так сильно, что у того захватило дух.

— Вон двое бегут! — закричал Жан.

Обезумев от страха, двое немцев бежали по противоположному тротуару.

— Гранаты! — приказал бородач.

Одна граната, брошенная чьей-то сильной рукой, взорвалась под деревьями, метрах в десяти от беглецов; другая упала на мостовую. Немцы исчезли за поворотом улицы. Бородач выругался.

— Мимо! — сказал он с досадой. — Но ничего, зато других мы накрыли! Да, ребята, это мы неплохо сработали!.. Когда пламя спадет, мы соберем револьверы и вообще все оружие, которое осталось. Кстати, мой приятель обещал принести сюда револьвер. Куда этот парень запропастился, не пойму! А ну, малыши, сбегайте к нему. Наверно, он торчит у Мариуса, на улице Кане́тт. Такой маленький, с усиками, фамилия его Мерло́.

— Я сбегаю! — закричал Мишель.

— Нет, я! — завопил Менар.

— Ну, разберитесь сами, живо!

Толкаясь и обгоняя друг друга, ребята пустились бегом.

— Ну вот, — сказал Мишель, — наконец-то от нас хоть какая-то польза.

— Да ты что! А булыжники кто таскал? — возмутился Менар.

Улица Канетт оказалась совсем рядом. Когда ребята на нее свернули, навстречу им попались санитары. Они несли носилки, на которых лежала женщина, накрытая простыней. Из-под простыни торчали маленькие ножки в туфельках на высоком каблучке. Мишель на этот раз не дрогнул: он уже начал привыкать к подобным картинам, но Менар побледнел.

— Смотри, — сказал он, — раненого несут. Видишь?

— Это не раненый, — ответил Мишель, — а мертвец. Видишь, голову накрыли? Кстати, это женщина, взгляни на ее туфли…

Он вдруг резко обернулся. Машина с бойцами Внутренних сил, изрешеченная пулями, подъехала к бакалейной лавке; за ней тянулся длинный мокрый след. Один из бойцов соскочил с крыши на землю.

— Бензин течет! — завопил он. — Бак пробит! Спасайте бензин!

Послышался шум шагов, крики; из лавки выбежали женщины с кастрюлями и мисками, которые они торопливо подставили под бензиновый бак. Из заднего окна машины высунулась взлохмаченная голова.

— У нас тут раненый! Помогите вынести!

Две женщины, бросив свои кастрюли, устремились к машине; какая-то девочка побежала на медицинский пункт и тут же вернулась с санитарами. Раненого вынесли и осторожно уложили на носилки. Он был бледен как полотно; на рубашке, под левым плечом, расплылось кровавое пятно. Мишель подошел к нему и обмер: это был Ален. Плохо соображая, что он делает, Мишель начал трясти окровавленную руку своего друга.

— Ален… Ален… То есть, простите, мосье Этьен!.. — забормотал он, смешивая оба имени и запинаясь от волнения.

— Ты что, спятил? — прикрикнула на Мишеля одна из женщин, оттаскивая его назад.