Игорь Минутко - Костры на площадях

На солнце нельзя было смотреть долго: в глазах появлялись темные пятна, все предметы раздваивались — из-за спины ели выходила другая ель, только темная и расплывчатая; то же делалось с соснами, березой, расколотой грозой, что росла рядом с берлогой, пнями и даже с самим солнцем. Мир, окружающий маленького медвежонка, терял свою реальность, и от этого становилось тревожно и странно медвежонку, и он не мог долго смотреть на доброе и горячее солнце.

Медвежонок перестал смотреть на солнце. Теперь он смотрел вокруг. А кругом было все давно знакомое. Знакомым был лес, зеленый и густой, полный шумов и запахов; и роса на травах была знакомой — медвежонок знал, что она холодная и душистая, и поэтому он часто лизал росу шершавым языком; и небо там, вверху, тоже было знакомым — оно было густо-синим, и по нему часто плыли белые облака. Правда, случалось, что оно становилось сизым, и тогда весь мир становился тоже сизым и таинственным — он внушал маленькому медвежонку безотчетный страх. В таком небе что-то часто вспыхивало и гремело, и потом лился дождь. Медвежонок, в отличие от брата и сестры, любил дождь: когда он сыпался с неба, у медвежонка проходил безотчетный страх, он бегал вокруг берлоги, в которой жил с мамой, с сестрой и братом, катался по мокрой траве, вставал на задние лапы и подставлял кверху, навстречу дождевым лучам, свою мордочку. При этом медвежонок радостно ревел, и восторг наполнял его, и еще его наполняло то, что люди называют жаждой жизни.

Итак, вдалеке от дорог и деревень, в глухом диком лесу, ярким августовским утром проснулся маленький медвежонок. Его брат и сестра, обняв друг друга, еще спали. А большой, пушистой и мягкой мамы не было: она всегда рано-рано, когда небо в звездах, а рядом на сосне ухает филин, отправлялась за добычей — она хотела, чтобы ее дети были сыты.

Медвежонок вылез наружу и всем своим телом почувствовал свежесть августовского утра, он почувствовал влажную траву под лапами и уловил запах нагретой земли, и услышал ровный могучий шум там, вверху, — то кроны деревьев вели разговор о чем-то. Упругое крыло ветра провело по его глазам и унесло с собою остатки сна.

Маленький медвежонок, пошатываясь (его мышцы еще не обрели упругости), прошел по росной траве, оставляя в ее туманном ковре темные следы, и вдруг ощутил острый голод. Медвежонок рос, стремительно рос, и его молодой организм требовал материала, чтобы становиться больше и сильнее. Медвежонок встал на задние лапы и задергал носом. Воздух был напоен тысячью запахов, они переплетались, сменяли друг друга, наплывая волнами. Пахло мокрой землей, кислыми муравьями, увядшей травой, грибами, листьями осоки, сосновой смолой, птичьим пометом, трухлявыми пнями. Но вот медвежонок поймал сладкий и вкусный запах; медвежонок задрожал от этого запаха, его рот наполнился липкой слюной. И он пошел на этот запах, низко наклонив голову, почти касаясь ею земли. Он сделал это машинально — потому что так бежали на запах многие поколения его предков.

Медвежонок бежал и бежал на сладкий запах. Ему попадался кустарник, и тогда ветки больно стегали по глазам, попадались заросли папоротника, и мох попадался, мягкий и влажный. Лес становился то гуще, то реже, и тогда солнце разбрасывало вокруг золотые трепетные пятна. Раз маленький медвежонок чуть не поймал мышь — она, пискнув, прямо из-под его лапы стрельнула в норку. Медвежонок сунул в норку нос, фыркнул туда, подняв клубы пыли, и побежал дальше — сладкий залах становился сильнее и резче.

Медвежонок еще долго бежал на этот запах — уже солнце на прогалинах било ему прямо в глаза, и стало жарко. И тут маленький медвежонок увидел гряду ярко-зеленых кустов, которые сплошь были облеплены крупными ягодами. Это был малинник. Если бы медвежонок был человеком, он, наверно, сказал бы: «Наконец-то!» Или: «Вот это да!» Но он не был человеком и поэтому сразу приступил к делу. Сначала медвежонок срывал зубами ягоды по одной, но скоро ему это надоело, и он нашел новый способ объедать малину: медвежонок нагибал к себе ветку, засовывал ее в рот, а потом вытаскивал оттуда лапами сквозь сжатые зубы. И во рту оставалась малина. Правда, оставались еще и листья, и вонючие лесные клопы, но это не смущало медвежонка — он не отличался особой брезгливостью.

Так маленький медвежонок ел сладкую и душистую малину, сопя и кряхтя от удовольствия. Он ел долго и даже утомился. Когда медвежонок почувствовал в животе тяжесть, когда усталость заползла в его лапы, он вышел из малинника, почесал левой лапой за правым ухом и огляделся вокруг.

И в тревоге сжалось сердце медвежонка: вокруг все было чужим. Сладкий малинник спускался в овражек, стояла сбоку гряда пахучих желтостволых сосен, и на их макушках висели ленивые чужие облака. За соснами виднелась опушка, а там, в травах, над пряными цветами гудели пчелы. И ни одного знакомого запаха не летало здесь. Не пахло братом и сестрой, не пахло берлогой, не пахло березой, которую расколола гроза. И мамой не пахло.

Маленький медвежонок заблудился. Ему сделалось жутко, и он заплакал. Вдруг над головой послышался треск, упала сухая ветка, и, задрав мордочку кверху, медвежонок увидел сороку. Сорока сидела на тонкой березке и смотрела на медвежонка любопытным глазом. Потом она затрещала:

— Че-че-че! Вот те на! От мамки убежал! Кч-кч-кч! Дурачок, заблудился! Чеп-чеп-чеп! Потеха! Сейчас все расскажу! Че-че-че!

Маленький медвежонок рассердился на сороку, и в нем возникло то чувство, которое человек выразил бы словами:

— Вот противная! Чужой беде радуется. Задать бы ей трепку.

Он ударил по стволу березки лапой, сорока вспорхнула, затрещала еще громче, сердито и злорадно, и улетела — понесла на своем длинном хвосте новость о маленьком медвежонке, который убежал из дому, объелся малины и заблудился в лесу.

Медвежонок поднялся на задние лапы и стал нюхать воздух. Напрасно! Мир пах незнакомо и пугающе. Тогда маленький медвежонок побежал наугад — через низкий кустарник, через молодые сосенки, в которых семейками росли липкие маслята, через вырубленную поляну. И тут он налетел на огромную муравьиную кучу. Везет же, когда не надо! Но пройти мимо такой находки было невозможно. Забыв на миг о своем несчастье, медвежонок зарылся носом в муравейник. Там, внутри, было прохладно, темно и страшновато. Морду облепили муравьи, и он слизывал их, ел, пахучих, кислых, ел вместе с еловыми иглами и трухой, муравьи его больно искусали — особенно досталось кончику носа.

Солнце уже стояло высоко над лесом, и, когда деревья расступались, медвежонок бежал по своей тени.