Валерий Роньшин - Как Наталья Николаевна съела поэта Пушкина и другие ужасные истории

— Надо же, — рассуждает он сам с собой, — сколько на потолке места свободного. И диван можно поставить, и стол, и телевизор…

— Здравствуйте, — говорю я. — Вот сказку написал.

— Ну и что? — пожимает плечами главный редактор. — Прикажете сплясать по этому поводу?

И он, соскочив со стола, сплясал зажигательную «Лезгинку», затем исполнил па-де-де из балета «Спартак», а под конец сбацал брейк-данс.

— Теперь показывайте свою сказку, — говорит. — Толька издалека.

Я достал рукопись и показал. Главный редактор, чтобы лучше видеть, вытянул шею. Шея у него оказалась очень длинная. Почти как у лебедя.

— Ну что ж, отличная бумага, прекрасный шрифт. Будем печатать. Вот только… — он замялся, — как с гонораром быть?.. Денег ведь вы не берете?!

— Не беру, — твердо ответил я. — Деньги портят человека.

— Н-да, — озадаченно сказал главный редактор и, порывшись в кармане, вытащил оттуда зажигалку, авторучку, подшивку «Тик-Така» за позапрошлый год, яблочный огрызок, дырку от бублика и многое-многое другое. Наконец он нашел то, что искал.

— Вот, держите, — протянул он мне мятый билет на самолет. — Через час вы летите в Малайзию. По-моему, вас там только и не хватает… — Подумав, редактор протянул мне еще и яблочный огрызок. — Возьмите яблочко на дорожку.

Я взял огрызок и отправился в аэропорт.

Как только «Боинг 747» взмыл в синее небо, в салон вошла стюардесса.

— Добрый день, дамы и господа, — сказала она. — Меня зовут Аленушка. Наш полет проходит на высоте 6000 метров. Мы летим в Малайзию. Командир экипажа — летчик первого класса Игнат Терентич Кадыгроб. Игнат Терентич — очень опытный пилот. Пять раз он попадал в авиакатастрофы и все пять раз оставался в живых. Счастливого вам полета, дамы и господа. Спасибо за внимание.

После этого стюардесса подошла лично ко мне.

— Вы случайно не Ханс Кристиан Андерсен? — спросила она.

— Нет, — ответил я, — мои родители назвали меня по-другому.

— Но вы же пишете сказки?.. А наш командир обожает сказочки. Как только он узнал, что вы летите этим рейсом, он сразу же захотел с вами познакомиться.

Я прошел в носовой отсек. Там сидел летчик Кадыгроб и его помощник. Они играли в шашки. В поддавки.

— А-а! — радостно вскричал Кадыгроб, пожимая мне руку. — Здравствуйте, здравствуйте, господин Андерсен. Очень приятно познакомиться. Кадыгроб Игнат Терентич.

— Мне тоже очень приятно, — ответил я. — Но, к сожалению, я не Андерсен.

Он удивился.

— А разве это не вы написали про Снежную королеву, которая живет на крыше?

— Нет, не я.

— Тогда до свидания. — Кадыгроб вновь пожал мне руку. — Если увидите Андерсена, передайте ему привет. — И он опять уселся играть в шашки.

— Простите, а кто управляет нашим самолетом? — спросил я.

— Да сын мой, Андрюха, — ответил Кадыгроб. — Дай, говорит, папка, порулить. А мне что, жалко? Рули на здоровье.

— Вы хотите сказать, что самолетом управляет… ребенок?!

— Ничего себе — «ребенок»! Парню уже пять лет стукнуло. В следующем году в школу пойдет. Так что пускай привыкает к ответственности. В руках моего Андрюхи двести человеческих жизней! — гордо заявил Кадыгроб. — А вы говорите — ребенок.

Я вернулся на свое место. Не успел я сесть, как ко мне снова подошла стюардесса Аленушка.

— Наш самолет падает, — шепнула она.

— А что вы мне-то шепчете?! — пожал я плечами. — Идите вон к Кадыгробу и шепчите ему.

— Командир и его помощник спать легли, — ответила стюардесса. — Они всю ночь в шашки играли. Не выспались. Их теперь из пушки не разбудишь.

— А сын Кадыгроба что?

— Плачет. Есть хочет.

Я вытащил из кармана яблочный огрызок, которым меня угостил главный редактор «Тик-Така».

— Вот, отнесите ему яблочко.

Аленушка ушла, а через минуту вернулась.

— Слопал он ваш огрызок, — говорит. — И теперь тоже спит.

— Как спит?! — ахнул я. — В его же руках двести человеческих жизней!

— А он спит. Чего вы хотите — малышу три годика.

— Как три?! — опять ахнул я. — Кадыгроб же говорил — пять лет!

— Игнат Терентич специально ему два года накинул, чтоб госкомиссия допустила Андрюшеньку к управлению самолетом. А на самом деле ему три годика.

«Да-а… — думаю. — Дела-а…»

А остальные пассажиры сидят себе хоть бы хны; кто книжку читает, кто в компьютерную игру играет…

А САМОЛЁТ ПАДАЕТ!

— Вот что, Алена, — распорядился я, — откройте-ка люк. Посмотрим, куда мы сейчас гробанемся по милости вашего Кадыгроба.

Открыла стюардесса люк. Пригляделся я как следует. А под нами… Малайзия. Так что смело можно падать. Считай, прилетели.

— Дамы и господа, — объявила Аленушка, — пристегните, пожалуйста, ремни. Падаем на посадку.

…Упали мы на посадку. А на посадке стоит темнокожий человек.

— Это Малайзия? — спрашиваю я у него.

— Как скажете, — вежливо отвечает тот.

Стюардесса Аленушка огляделась и говорит:

— А по-моему, это Полинезия.

— Как скажете, — снова вежливо отвечает темнокожий.

— А сами-то вы кто будете? — интересуюсь я.

— Я — Мадунга. Президент этой африканской республики.

— Так значит это Африка?! — воскликнул я.

— Совершенно верно, — отвечает президент. — Приглашаю вас в Медицинский Центр. Там с вас белую кожу спустят, а черную натянут. Чтобы вы от африканцев не отличались.

— Ой, как классно! — захлопала в ладоши Аленушка. — Значит, я стану темненькой!

Но лично мне предложение президента не понравилось.

— А нельзя ли нас просто черной краской выкрасить? — спрашиваю.

— Но это же оскорбит ваше человеческое достоинство, — отвечает Мадунга.

— Ничего, — говорю, — мы в России к этому привыкли. Так что оскорбляйте, ну то есть красьте.

И нас с Аленушкой выкрасили в черный цвет.

— Вот и вы как все, господин Роньшин, — говорит мне президент. — Поздравляю.

— Вы меня знаете? — удивился я.

— У нас в Африке вас каждая макака знает, — смеется Мадунга. — Это же вы написали:

Не ходите, дети, в Африку гулять!

В Африке гориллы, злые крокодилы!

В Африке ужасный БАР-МА-ЛЕЙ!

— Да, — отвечаю в шутку. — Я написал.

Не успел я пошутить, как меня взяли под руки два здоровенных мужика, похожих на тех самых горилл из «моего» стихотворения.

— Вы арестованы, — сказал мне президент Мадунга.

— За что?! — воскликнул я.

— Вот за эти самые стихи. Из-за них к нам в Африку перестали ездить туристы с детьми. Боятся злых крокодилов и ужасного Бармалея. Так что, если вы сию же секунду не напишете опровержение, я вас… съем!

Я, естественно, сию же секунду написал опровержение:

Приходите дети в Африку гулять!

Ездят здесь комарики

на воздушном шарике!

И живет прекрасный

дядя БАР-МА-ЛЕЙ!