Юрий Ермолаев - Гордимся тобой, пионер!

Вечером она брала в руки любимую книжку, на обложке которой рукою Бориса Полевого было написано: «Оксане Костюченко с уверенностью в том, что в своей жизни она ещё набегается, напрыгается, натанцуется…»

И она опять поднялась с больничной койки.

Ребята, которые учатся с ней в одной школе, ни разу не видели её скучающей. В Братске она подружилась с третьеклассниками.

Внимательно слушают ребята Оксану. Вожатая рассказывает о жизни их далёких сверстников в жаркой Африке, о школьниках Китая, о трудной судьбе негритянских малышей в Америке.

Ребята хотят знать очень много. Значит, Оксана должна знать ещё больше, и вечерами она склоняется над газетой — здесь вести со всего мира.

Далеко от Братска — Леопольдвиль и Пекин, Дели и Афины. Но если ты по-настоящему любишь людей, которые живут и борются там, то не так уж трудно представить себе все эти города.

И словно оживают в сознании Оксаны ровные газетные строки.

Афины. Жаркий июльский день 1959 года. У здания суда собралась огромная, негодующая толпа людей. В тесном зале военного трибунала заняли свои места судьи и адвокаты. На скамье подсудимых 17 человек, скованных железными наручниками. И среди них национальный герой Греции Манолис Глезос. Тот самый Манолис, который 31 мая 1941 года вместе со своим другом Сантасом пробрался на крышу древнего Акрополя, охранявшегося немецкими фашистами, и сорвал ненавистное знамя с паучьей свастикой.

Тысячи людей различных стран пяти континентов не находили покоя в дни суда над греческим патриотом.

В эту ночь Оксана Костюченко — девочка из далёкого сибирского города Братска — не сомкнула глаз.

Заметив, что Оксана чем-то взволнована, её отец, Григорий Кузьмич, насторожился.

— Папа, ты — коммунист, ты — честный, сильный, — с волнением проговорила наконец девочка. — Ну скажи, разве справедливо бросить в тюрьму такого человека?..

— Это ты про Глезоса, дочка?

— Да, про Глезоса. Завтра я пойду собирать подписи. Я пионерка и не могу больше сидеть сложа руки.

И показала отцу большой лист плотной белой бумаги. Сверху крупная надпись: «Молния». А ниже шёл текст: «Товарищ! В эти дни в Афинах военный трибунал судит национального греческого героя Манолиса Глезоса. Это же беззаконие! Поставь и ты свою подпись под словами:

Свободу Манолису Глезосу!»

Рано утром, в час, когда просыпался город, Оксана уже была в общежитии у строителей.

— Товарищ, вы читали в газетах про Манолиса Глезоса? — спросила она мужчину в рабочем комбинезоне.

— Читал, дочка, — ответил тот.

Оксана торопливо достала лист бумаги, развернула его и подала рабочему:

— Распишитесь, пожалуйста, здесь.

И рабочий охотно поставил подпись. То же самое сделали его товарищи.

Весь день собирала Оксана подписи. Девочка побывала и на стройке, и в магазине, и в маленьких уютных домиках строителей. К вечеру петицию подписали более 400 жителей Братска. Оксана бережно запечатала её в конверт и написала адрес: «Греция, Афины, греческому правительству».

Однажды в газете «Пионерская правда» была напечатана маленькая заметка о том, что Оксана Костюченко собирает подписи в защиту Манолиса Глезоса. И вот в редакцию и в Братск к Оксане стали приходить письма от незнакомых друзей. А их у Оксаны оказалось сотни, тысячи. Сколько доброты, бодрости и отзывчивости в этих письмах! И в других городах и сёлах по примеру Оксаны пионеры тоже стали собирать подписи в защиту Манолиса Глезоса.

В дни, когда весь мир с тревогой следил за трагическими событиями в Конго, Оксана прислала в редакцию «Пионерской правды» письмо.

«Дорогие ребята! — обращалась она к пионерам. — Вы, конечно, читали в газетах о том, что творится в мире. Сегодня по радио сказали, что подлые слуги колонизаторов хотят любым способом убить Патриса Лумумбу. Захотят — устроят «попытку» к побегу… Ребята, нам, пионерам, надо поднять голос в защиту Лумумбы.

Конго совсем маленькая страна, и её терзают. А нас, пионеров, — миллионы. Мы — тоже сила! Пишите зарубежным друзьям — пусть и они поднимут свой голос в защиту мира. Мы и сами должны думать о своём будущем. И пусть знают те, кто готовит войну, что советские пионеры думают не только о своём благополучии».

Вот какая смелая и сильная духом пионерка живёт в городе Братске.

Было это два года назад. На майские праздники, как обычно, приехали дядя Лёша с Галочкой.

Боря недолюбливал эту худенькую, звонкоголосую, дерзкую девчонку. Не будь она гостьей и маминой племянницей, да ещё дочерью любимого дяди, Боря уж как-нибудь сумел бы поговорить с ней.

Раздоры начались ещё тогда, когда Боря учился во втором классе. Мама спросила у дяди, как учится Галочка, и дядя, усмехнувшись, ответил, что у девчонки «куриный почерк». Боря хихикнул, а мама вытащила Борины тетради, где на каждой странице стояла круглая пятёрка.

Боря гордился молча. А чёрненькая Галка, едва доросшая Боре до плеча, вдруг сказала:

— У них учительница в очках.

И объяснила:

— Когда она Борину тетрадку проверяла, очки надеть забыла. Смотрите, «Лайка» с маленькой буквы написано, а учительница не увидела.

— С большой буквы пишутся имена и фамилии, — возразил Боря. — А «Лайка» — это вовсе кличка.

Взрослые засмеялись, и дядя Лёша посоветовал:

— Вы бы, ребята, пошли поиграли.

Но игра не ладилась.

— Ни у кого из наших ребят нет такой электрической железной дороги, — похвалился Боря.

— Подумаешь, — Галка пожала худенькими плечиками. — Такую дорогу всякий в магазине купить может. А у нас одна девочка вылепила из пластилина баллистическую ракету. А у тебя ракета есть?

Боря не успел ответить.

— Ракеты ещё в магазин не завезли! — закричала Галка.

Так и пошло. Галка, наверное, очень скоро отучила бы мальчика хвастаться, но всё дело портила мама.

— Лёша, Галочка! — звала она. — Поглядите, какие изумительные туфли привезли Боре из Чехословакии. Узенькие носы, совсем как у взрослых.

Боря умоляюще посмотрел на маму, но было поздно: в глазах Галки зажглись насмешливые искорки. Это было, когда Боря учился в четвёртом классе.

Год спустя Боря неосторожно похвастался Галке, что, если он закончит седьмой класс с отличными отметками, папа купит ему мотоцикл.

Девчонке только этого и нужно было.

— «Мотоцикл», — захихикала она. — Подумаешь! Вот у нас в школе на собранный металлолом целый вагон для поезда в метро построили. Не веришь? Поезжай от Первомайской до Киевского. Голубой вагон, и над дверью, если изнутри смотреть, медная табличка: «Построено из металлолома, собранного пионерами».