Андрей Неклюдов - Звезда по имени Алголь

И тут до меня дошло: Кудрик в опасности! Я слышал, что мужчина, влюблённый в женщину, становится сам не свой, ему тогда и на друзей, и на всё на свете наплевать. Я вспомнил, что Валька давно уже не спрашивает меня, о чём ему говорить с напарницей. Да и вообще он стал какой-то не такой…

Я покосился в их сторону. Из-за Кудрика был виден лишь краешек Викиного лица и уголок глаза. И в этом уголке как будто искрилась насмешка и торжество.

Шёл урок ОБЖ. Тина Николаевна развесила плакаты. Люди на плакатах были похожи на розовых пластмассовых кукол с лицами, которые не меняют выражения, даже если поблизости что-то горит или взрывается. Я по старой привычке повернулся в сторону Кудрика, чтобы вместе посмеяться над этими плакатами. Но…

Валька, как всегда, о чём-то оживлённо шептал соседке. Вика тихо смеялась, опустив голову и прикрывая ладонью рот. Потом она принялась что-то писать и один раз блеснула глазами в мою сторону. Валька сложил её листочек и бросил мне.

Аккуратным, похожим на взрослый, почерком на кусочке бумаги было написано: «Валентин говорит, что в случае опасности ты его спасёшь. А меня?».

Она что, издевается? Мне захотелось пожевать эту записку и залепить ею Кудрику в лоб: зачем он, дурак, рассказывает девчонке о наших делах? Я рассерженно скомкал бумажку и бросил под парту.

Но потом мне всё вспоминалась эта записка. В самом ли деле Вика желала, чтоб я её спасал?

С того дня я стал следить за Валькиной соседкой. Делая вид, будто смотрю в окно, я украдкой приглядывался к ней, объясняя себе это тем, что хочу узнать, чем она так подействовала на моего друга. Вроде бы ничего в ней особенного: всё, как у всех. И всё-таки было что-то такое, отчего она казалась лучше других…

Нет, говорил я себе, хватит думать о ней. Пора подумать о друге. Но почему-то о друге как-то не думалось. Я пробовал, как раньше, вообразить, будто спасаю Кудрика во время землетрясения или пожара, но вместо Вальки мне представлялась Вика. Я нёс её на руках сквозь дым и огонь, сам израненный, а она прижималась ко мне со страхом и благодарностью. Замечтавшись, я видел всё новые и новые катастрофы: чудовищное наводнение, такое, что вода достигает окон второго этажа и обрушивается водопадом прямо в класс; или извержение вулкана рядом со школой, так что потоки лавы перекрывают все пути к отступлению. Или нападение террористов, чем нас не раз пугали учителя. И неизменно, проявляя невероятную ловкость и силу, я, точно герой фильмов-боевиков, выносил на руках Вику.

В тёплую и сухую погоду уроки физкультуры проходили у нас на улице, на площадке за школой. В тот день мы сдавали прыжки в высоту. Мальчишки сдали первыми (я, между прочим, взял метр двадцать), и теперь настала очередь девчонок. Прыгнула одна, другая, третья… Вот и Вика, такая необычная в чёрном трико, разбежалась, оттолкнулась от земли и уже почти взяла высоту, но зацепилась ногой за планку и как-то неуклюже упала на песок. Попробовала встать, но сморщила лицо. Её окружили подружки.

— Что случилось? Нога? — наклонился над ней преподаватель. — Где больно? Здесь? — (Вика слегка ойкнула). — Похоже, растяжение. Надо к врачу.

Мне было досадно, что именно Вика, с которой я столько раз оказывался мысленно в грозных и опаснейших ситуациях, из которых мы едва выходили живыми, так неловко прыгнула и теперь сидит на земле перед всем классом, перепачканная песком.

— Ребята, кто-нибудь помогите однокласснице дойти до медпункта, — проговорил физрук.

Разве это тот случай, о каком я столько мечтал, подумалось мне. В ту же минуту я почувствовал грубый толчок, и мимо меня прошёл Кудрик. Он протиснулся между девчонками и нагнулся над Викой. Она обхватила рукой его шею, привстала, и он повёл её к школе. Она скакала рядом с ним на одной ноге.

Ну и что, угрюмо думал я, бредя следом вместе с остальными. Подумаешь! Что тут особенного? Вот если бы случилось что-нибудь этакое… Рванула бы где-то поблизости цистерна с бензином или упал огромный метеорит — я, не задумываясь, подхватил бы Вику на руки… У неё были бы опалены волосы, а на мне дымилась одежда, и я, сам раненый, истекая кровью, всё равно нёс бы её… А за спиной гремели бы взрывы и летели осколки, и я прикрывал бы её своим телом…

Но ничего такого не случалось, а впереди Кудрик поднимался по ступенькам школьной лестницы с Викой на руках.

— Проклятье идёт! — выкрикнул кто-то, и все мы бросились к своим местам. И вытянулись, как примерные.

В класс вошёл учитель географии Георгий Иванович, по прозвищу Проклятье. Вид у него, как всегда, был свирепый: чёрные с сединой брови с торчащими в разные стороны волосинами насуплены, рот сжат, глаза… о, в них страшно было смотреть — они так и сыпали искрами. Грязно-серого цвета костюм на нём был измят, а из нагрудного кармана вместо платочка торчала пачка папирос.

Как-то так сложилось, что на уроках географии мы считали своей первейшей задачей вывести Проклятье из себя. Для нас это было чем-то вроде шоу. И ни дикий, суровый вид учителя, ни угроза наказания нас не останавливали. Тем более что вывести его из себя было не так уж трудно. Он и без нашей помощи часто взрывался. Глобус ли со стола уронит, карту случайно проткнёт указкой или классный журнал забудет принести — страшно сердится, даже ногами топает. Или колотит в гневе стулом об пол.

— Проклятье! — кричит.

А мы и рады представлению.

Бывает, разозлённый, он обрушится на первого попавшегося под руку ученика — огреет по спине указкой или из класса вышвырнет. А бывает, что и виноватого помилует. Но одно мы знали твёрдо: ни директору, ни родителям он не пожалуется. Не в его это правилах.

А ещё мы с Вовчиком, моим приятелем, забавлялись тем, что подсказывали Георгию Ивановичу урок. Да-да, натурально подсказывали. Мы специально, поменявшись местами с девчонками, усаживались за переднюю парту, чтобы быть к учителю поближе. А Проклятье имел манеру, объясняя что-то, тянуть «э-э-э…». Рассказывает, например, про Антарктиду:

— Антарктида расположена в пределах Северного полярного э-э-э…

— Круга, — подсказываем мы.

— Верно, — соглашается учитель, — полярного круга. Материк почти полностью покрыт э-э-э…

— Льдом, — подсказываем мы с Вовчиком.

— Ледяным, правильно, чехлом.

В этом состояла наша хитрость: несколько раз мы подсказываем правильно (по учебнику следим), а потом возьмём да и ввернём что-нибудь несуразное.

— Антарктиду, — продолжает, к примеру, Георгий Иванович, — вместе с ближайшими островами и прилегающим океаном называют э-э-э…

— Арктикой, — подсказываем мы.