Гариф Губай - Дочь бакенщика

Ильсеяр покачала головой. Зухрэ достала с полки яичко.

— На. Дашь лодочнику.

А старик, подумав немного, протянул ей ведро.

— Ежели на дороге солдат или кто остановит, скажешь, что ведро приносила чинить. Держи!

« Ой, какой хитрый дед », — подумала Ильсеяр. А как вышли за дверь, сказала об этом и Зухрэ.

— Он такой, — подтвердила Зухрэ.— Это отец Гаяза-абы. Сабли для красных кует. С ума прямо сходит на этом деле. Кузница ведь у них с сыном в деревне была. Спалили ее и перешли вот сюда.

— Сами спалили?

— Ну да. Уж очень на виду она была.

Ильсеяр восхищенно сказала:

— Ох, какой хитрый.

— У него и прозвище — лиса, — рассмеялась Зухрэ, собираясь рассказать Ильсеяр историю прозвища деда Юлдаша, но вдруг остановилась и, поцеловав Ильсеяр, побежала обратно.

— Ой, заругает. Железо-то небось уже накалилось. До свидания, милая…

Луна скрылась за сгрудившимися на горизонте облаками. Сразу стало темнее, и Ильсеяр заторопилась к переправе.

Радости Ильсеяр не было границ. Она сразу, как увидела, хотела позвать их. Но… уж очень уютно они лежали. Окликнешь — вскочат тут же. И она молча, издали любовалась ими. Вон Актуш растянулся во всю длину возле порога будки, а Фатима уткнулась мордочкой ему в бок и безмятежно спит.

Возможно потому, что не было у них поблизости «сородичей», жили они вовсе не «как кошка с собакой». Правда, стоило лишний раз приласкать Актуша, как раздавалось недовольное мяуканье Фатимы, а если оказывали предпочтение Фатиме, не обходилось без ворчания Актуша. Но это случалось редко. Да и недолго они сердились друг на друга, тут же забывали обо всем и резвились, катались вдвоем на травке. Все же до такой дружбы, как сейчас, они еще никогда не доходили. Наверное, сблизила их полная заброшенность, несчастье, постигшее их дом.

Чтобы не разбудить Актуша и Фатиму, Ильсеяр шла на цыпочках. Но собака есть собака. Самые осторожные шаги и те разбудили Актуша, и он, хоть и через силу, но поднял голову и залаял. Лениво потянулась и проснувшаяся от лая Фатима.

… После того как чужие люди увели его хозяев, Актуш долго еще лежал на дороге, положив голову на след Ильсеяр, и скулил. Утром, когда перестала кровоточить простреленная лапа, когда солнечные лучи согрели его рану, Актушу стало немного легче. Он пополз вперед, принюхиваясь к следам Ильсеяр, но следы смыло ливнем, и ему пришлось повернуть обратно. Волоча лапу, он с трудом добрался до будки. Фатима, тоже почуявшая несчастье, но не слишком, кажется, опечаленная, сидела у порога и спокойно умывалась. Увидев Актуша в таком состоянии, она перестала мыться и с жалостью уставилась на него. Актуш, повизгивая, подполз к ней и растянулся рядом, подставив под лучи солнца раненую лапу. Больше он уже не поднимался. Если где поблизости раздавались шаги или подозрительный шорох, он чуть вытягивал свою острую морду, лаял в меру своих сил и снова умолкал. Фатима как будто понимала, что с ее другом случилась беда, садилась возле него, заботливо облизывала его, но больше ничего сделать для него не могла. Есть им было нечего. Может, в доме и осталась еда, но двери оказались плотно притворены.

… Первым заметил Ильсеяр Актуш. Хоть и раненый и крайне отощавший от голода, он попытался встать на лапы, однако тут же свалился. И все же преданный пес не хотел встретить так свою хозяйку. Актуш собрал последние силы и снова поднялся. Он дрожал, его ослабевшие лапы подкашивались. Ильсеяр казалось, что он вот-вот упадет. Но Актуш не упал. Неверными, шаткими шагами пошел навстречу Ильсеяр. Не доходя нескольких шагов, он устало опустился на задние лапы и тихонечко тявкнул.

Ильсеяр поняла его. Это он выражал свою радость. Да могло ли быть иначе? Ведь они росли вместе. Не было дня, когда бы они разлучились, когда бы они не резвились вместе. И вот впервые они не виделись в течение стольких дней. Конечно, Актушу было бы удобнее лежать в своей конуре, но он не отходил ни на шаг от будки, стерег дом. Голодал, мерз, а от порога не ушел.

И вот Ильсеяр, его долгожданный друг, вернулась. Девочка подбежала, опустилась на колени, обняла собаку и расплакалась.

Как он соскучился, бедняжка!.. Вот и Фатима подошла и, мурлыча, стала тереться о ноги девочки.

Ильсеяр скорее повела обоих в будку, достала с полочки хлеб и, намочив его, поделила между ними. Фатима, зажмурившись от удовольствия, тут же принялась за еду. Но Актуш все еще не мог успокоиться, он лизал руки хозяйки и повизгивал.

Ильсеяр ласково гладила его по голове и уговаривала:

— Ешь, мой умненький, ешь, Актуш. Ну будет, будет… Не уйду я от тебя никуда, никогда не уйду.

Актуш глядел на Ильсеяр, точно спрашивая, почему не ест она сама, и, наконец, жадно накинулся на хлеб.

— Вот так… Уже съел?.. А больше и нету!

Ильсеяр принесла из сеней ковш воды, налила в блюдце перед ним.

— Теперь попей водички… Очень соскучился, да? Что, и тебе дать воды? Сейчас, сейчас, Фатима… На, миленькая. До чего же у тебя язычок симпатичный, Фатима… Нет, потом… Вперед поспи, потом поиграем, ладно?

Теперь, когда ее накормили, когда вернулась любимая хозяйка, которая никогда даже мимоходом не забывала погладить ее и всегда брала с собой спать, Фатима окончательно успокоилась и, зная, что скоро в окошко заглянет солнце, вскочила на подоконник и улеглась поудобней. Актуш же остался сидеть у дверей и каждый раз, как Ильсеяр проходила мимо него, ласково заглядывал ей в глаза.

Ильсеяр согрела воду, смыла запекшуюся кусками кровь с лапы Актуша, перевязала чистой тряпочкой рану, а затем принялась убирать разоренную казаками комнату.

Все в доме было разбросано, раскидано. Подушки, посуда валялись на полу, тюфяки — в них что-то искали — были распороты. Кровля, видно, отодралась и протекала. Печка вся была в желтых подтеках, в комнате стоял смрад сырости.

Ильсеяр распахнула окошко. Ей еще надо везде вытереть пыль, вымыть пол, стены… Она присела отдохнуть на нары и прислонилась к стене. И только в этот миг почувствовала, что беспредельно устала и очень хочет спать. Ее устремленные на Актуша глаза постепенно смыкались и, наконец, закрылись совсем.

Ильсеяр крепко заснула.

Она спала недолго. Ласковые лучи солнца упали ей прямо на глаза и невольно заставили их открыться.

Ильсеяр так давно не видела солнца. В тюремную камеру оно не проникало, а двор там был узок и окружен высокими стенами, поэтому солнечные лучи никогда не падали туда.

— Какое красивое, какое теплое солнце! — воскликнула Ильсеяр восхищенно. Она потерла сонные глаза и посмотрела на Актуша. Тот лежал у порога, уткнувшись мордой в лапы, и спокойно спал.

Ильсеяр встряхнулась и на цыпочках прошла к двери, чтобы выйти из будки, не разбудив Актуша. Однако Актуш вскочил и, взвизгнув, уселся на пороге, точно не хотел выпустить Ильсеяр из комнаты.