Гариф Губай - Дочь бакенщика

Дед Бикмуш, довольный, потянулся к пулемету, но так с протянутой рукой и застыл. Где-то недалеко раздались такие мощные орудийные выстрелы, каких не было слышно с той поры, как началось отступление красных.

Ильсеяр вскочила с места:

— Стреляют, дедушка!..

— Стреляют, внучка, стреляют. Приближается фронт, — сказал обрадованно дед Бикмуш и еще больше подкрутил фитиль в фонаре.

— Да уж не наши ли это, дедушка?

— Наверняка наши! Вон опять, слышишь? Пойду-ка взгляну.

— И я, дедушка!

— Что ж, пойдем, накинь только бешмет.

Схватив бешмет, Ильсеяр торопливо полезла за дедушкой из ямы.

Было еще темно.

Грохот пушек раздавался где-то невдалеке.

Дед Бикмуш не ошибся. Тесня и громя банды белых, шли долгожданные красные части, партизанские отряды. Их повсюду встречали с ликованием. Трудовое крестьянство, изнывавшее под сапогом белобандитов, группами присоединялось к красноармейским частям. Закаленная и окрепшая в боях, Красная Армия наступала все яростнее, и враг, как волчья свора, убегающая от огня, откатывался перед грозным натиском. Красная Армия освобождала всё новые деревни и города. На Белой утверждалась советская власть.

Ильсеяр догнала деда, шагавшего к будке.

— Дедушка, стреляют-то на этой стороне, — сказала она и, словно испугавшись своего собственного голоса, прижалась к деду Бикмушу и повторила шепотом: — На этой, дедушка.

— Да, Ильсеяр.

— А красные придут и не уйдут уже больше, дедушка?

— Теперь уж нет.

— Тогда они тоже близко совсем подходили, а вот ушли. А зачем они ушли, дедушка?

— Тогда это было тогда, а нынче — это нынче, — заявил дед Бикмуш уверенно. — Давай-ка мы с тобой поднимемся на гору. Оттуда видней.

— Давай, дедушка.

На горе дул слабый, но по-осеннему холодный ветер. Тучи, которые не так давно едва виднелись на горизонте, заволокли половину неба. А здесь над головой еще мерцали звезды. Внизу, на Белой, светились огни бакенов.

Ильсеяр и дед Бикмуш молча смотрели туда, откуда доносились орудийные выстрелы. Вот Ильсеяр, не отрывавшая взгляда от окаймленного лесом дальнего берега, вдруг вскрикнула:

— Дедушка, пароход!

— Где?

— Да вон же, вон, уже до леса доплывает!

— Может, это бакены?

— Да нет же, пароход, дедушка.

Дед Бикмуш долго всматривался в даль и произнес, почесав подбородок:

— Не ошиблись твои глаза, внучка. И впрямь пароход. Похож на скорый, шибко идет очень.

— Дедушка, смотри, сзади еще один показался.

— Еще один?

— Ох, дедушка, вот этот несется так несется!.. А вдруг дядя Костин возвращается со своими, а, дедушка?

— Э, нет… Не Костин. Рассказывал ведь Джумагул, что они пробились к красным. Давеча с пристани на катере приезжали, велели бакены поярче засветить. Стало быть, неспроста. Беляки, значит, удирают. Ну пойдем, спустимся, что ли. Хоть бы скорее пронесло их…

Небо становилось все более черным от надвигавшейся тучи. Тучи заслонили и первые алые проблески зари. Далеко, на самом краю неба, вспыхнула зарница, будто кто-то взмахнул тонким золотым клинком. Внезапно на гору налетел порывистый ветер, пригнул до земли окружавшие одинокую могилу березки. Осыпавшиеся сухие листья шурша покатились под гору.

— О-о… Не к добру это! Быть буре. Ты беги к Джумагулу, а я пойду верши выну.

— Сейчас, дедушка. Ну и торопятся же.

— На свою бы голову торопились!

— Да, дедушка.

— А бакены у тебя не погаснут?

— Что ты, дедушка, нет!

Ветер с воем закружил по склону горы. Березки опять склонили головы к земле. Оторвавшиеся сухие листья взвихрились, завертелись вокруг деревьев, словно не хотели расставаться со своими ветвями. На землю упали крупные капли дождя.

Дед с внучкой, торопя друг друга, начали спускаться с горы.

Внизу Ильсеяр попыталась разыскать на реке пароходы, но, не увидев их, поднялась обратно на несколько шагов.

— Дедушка, а дедушка, — вдруг сказала Ильсеяр. — А хорошо бы, если этот пароход тоже сел на мель. Правда?

— На мель?

— Да.

— А зачем это нам?

— Красные бы догнали его и захватили в плен.

— Вот ты к чему. Погоди, погоди… Ежели он сам не сядет, мы его можем посадить.

— Как?

— Очень просто! Переставим бакены. Вот тебе, как говорится, кума, и подарочек…

— Ой, дедушка, давай так и сделаем!

Ильсеяр прыгнула, радуясь возможному событию. А в голове ее уже кружился рой мыслей о том, как лучше переставить бакены.

— Сказать-то сказал, а получится ли? — вслух подумал дед Бикмуш и, нахлобучив глубже шапку, обхватил Ильсеяр за плечи. — Что же, Ильсеяр, так и быть, в добрый час.

— В добрый час, дедушка. А сами удерем в лес, туда, где партизаны прятались. Там нас век не найдут. Так ведь, дедушка?

— Да, внученька. Теперь иди. В момент слетай предупреди Джумагула. Нет, его не возьмем, только предупредить надо. Смотри не задерживайся. А я за веслами схожу.

Ильсеяр побежала к яме, где сидел Уметбаев.

— Джумагул-абы, пароход! Джумагул-абы! — закричала она на бегу. — Мы его на мель посадим. Жди нас, скоро вернемся!

Уметбаев, который проснулся от канонады или oт того, что ветром сдуло полотнище, прикрывавшее яму, спросонок не мог сообразить, что происходит. Услышав крик Ильсеяр, он выбрался наверх.

— Что там, какой пароход? Погоди, Ильсеяр!

Однако девочка не расслышала его. По тому, как быстро она убежала, Уметбаев понял, что дело у нее срочное.

— Пароход. Как понять — хорошая это весть или плохая?

Уметбаев спустился обратно в яму, погасил фонарь и, вытянув на всякий случай пулемет, подкатил его к краю обрыва, откуда хорошо проглядывалась вся Белая.

В это время Ильсеяр с дедом были уже в лодке.

— Надо торопиться, дедушка. Видел, как летит пароход, не опоздать бы нам, — говорила, волнуясь, Ильсеяр.

Дед Бикмуш еще раз прошептал:

— В добрый час, — и, крепко упершись ногами, начал грести.

— Держи прямо на красный бакен! — сказал он Ильсеяр, сидевшей с гребком на корме.

Девочка направила лодку на бакен, светящийся красным огоньком.

Только лодка не торопилась. Встречный ветер мешал движению, крупные капли все усиливающегося дождя непрестанно били по ней, будто тоже хотели задержать ее. Волны кренили лодку из стороны в сторону, ударяли с носа, с бортов.

— Правильно ли идем? — спросил дед Бикмуш.

— Правильно, правильно, дедушка, — успокоила его Ильсеяр.

Через некоторое время дед Бикмуш опять нетерпеливо спросил:

— Ну как, подъехали, что ли?..

— Нет еще, дедушка.

— И парохода не видать?

— Нет.

— Гм…

— А что, дедушка?

Дед Бикмуш не ответил. И лишь спустя некоторое время пробормотал:

— Хоть бы ветер утих малость…

Но ветер не утихал. Ветер становился все яростнее и яростнее. С каждым порывом ветра злее и выше поднимались волны. Ничуть не стесняясь, они уже забирались в лодку.