Гариф Губай - Дочь бакенщика

А Сагитов уже приближался к ним. Командир велел Ильсеяр не показывать виду, а сам присел на колоду, достал из полевой сумки карту, красный карандаш и стал что-то чертить. Когда тот поравнялся с ним, командир, как бы нечаянно, уронил карандаш. Сагитов мгновенно нагнулся и, подняв карандаш, протянул командиру:

— Ваш карандаш, товарищ командир.

— Спасибо, товарищ красноармеец.

— Пожалуйста.

— Так, товарищ красноармеец… Скоро начнем наступление на город.

— Я полон чувства мести, товарищ командир. На меня одного мало будет и целого их гарнизона.

Командир сделал вид, будто все его внимание сосредоточено на карте, и заметил:

— Что ж… Надеюсь, не подкачаете.

Довольный тем, что ему так легко удалось вступить в разговор с командиром, Сагитов поспешил ответить:

— Никогда. Петроградские рабочие никогда не подводили, товарищ командир.

Помолчав секунду, командир спросил:

— Интересно, кем вы работали в Петрограде?

— Я... слесарем.

— Замечательно. Значит, вы весьма нужный для нас человек. Хорошо, что мы с вами разговорились, — сказал командир и тоном дружеского упрека добавил: — А то и не узнал бы, ведь в прошении своем вы об этом ничего не написали… Вы вообще слишком скромны. Ничего не сообщаете о фактах вашей жизни. Умолчали и о том, что работали в Казани…

В глазах Сагитова, казалось, что-то мелькнуло, брови сдвинулись, но лицо осталось спокойным.

— В Казани? Ах, да… Но ведь я был там всего месяца три…

— А там вы кем работали?

— И там слесарем, — вздрогнув слегка, ответил тот и, облокотившись на винтовку, вынул из кармана кисет с табаком.

— Когда вы были в Казани?

— В тысяча девятьсот пятнадцатом. Закурить не желаете? Превосходный табак.

— Спасибо. Скажите, пожалуйста, вам не приходилось слышать там о провокаторе Сагитове?

Человек побледнел, глаза его сощурились. Но это продолжалось лишь какое-то мгновение, и Ильсеяр даже не заметила в нем перемены.

— Сагитов, говорите?

Командир все еще как ни в чем не бывало водил карандашом по карте, что-то отмечал. Сагитов подумал немного и ответил:

— Не помню, товарищ командир!

Командир спокойно, как учитель, задающий вопрос ученику, спросил:

— Может быть, вы помните поручика Сагитова из ударного батальона?

Сагитов задрожал, будто по всему его телу прошел электрический ток. Кисет выпал у него из рук, и табак рассыпался. Он весь как-то опустился, но тут же взял себя в руки и, рывком схватив винтовку, замахнулся на командира:

— У-у… змея!

Ильсеяр закричала от страха:

— Ой, дядя командир!

Увернувшись от направленного в его грудь смертельного удара, командир молниеносно вырвал у Сагитова винтовку.

Сагитов не стал даже бороться за нее, а навалился всей тяжестью на командира и, зажав ему левой рукой рот, правой потянулся к его кобуре.

Но к ним уже спешили услышавшие отчаянный вопль Ильсеяр красноармейцы. Боец Тарасов прибежал первым и схватил Сагитова за плечи. Провокатор рвался, точно волк, попавший в лапы льву, но, почувствовав, что взят крепко, выругался.

— Встань, гадина! — крикнул молодой красноармеец.

Сагитов встал и, взглянув исподлобья на окруживших его красноармейцев, заскрипел зубами.

Командир поправил гимнастерку и обратился к красноармейцам:

— Бывает, товарищи, и такой враг. Он самый вредный, самый ядовитый и опасный! Будьте знакомы: под этой безобидной солдатской шинелью хотел скрыться провокатор Сагитов, погубивший девять казанских большевиков.

Красноармейцы удивленно переглянулись. Такого не жалко задушить своей рукой! Кольцо, окружившее провокатора, стало еще плотнее. Руки еще сильнее сжали винтовки. Перед глазами провокатора блеснули штыки. Красноармеец-башкир, выделявшийся среди других своим необычайно высоким ростом и широкими плечами, растолкал всех и вышел вперед.

— Девять большевиков! А ты знаешь, что значит девять большевиков? — сказал он и схватил провокатора за ворот.

Он уже замахнулся, собираясь нанести ему сокрушительный удар, но командир остановил его:

— Отставить!

Красноармейцы нехотя отступили.

Приняв заступничество за проявление милости, провокатор повалился в ноги командиру:

— Спасите меня, спасите! Я ошибся. Я виноват. Но в первом же бою искуплю…

Командир батальона с отвращением взглянул на ползавшего по земле и хватавшего руками за полу его шинели провокатора.

— Возьмите его!

Несколько красноармейцев силой заставили Сагитова подняться.

Зазвеневшим от внутреннего волнения голосом командир батальона произнес:

— Именем революции провокатор Сагитов приговаривается к расстрелу!

Провокатор покачнулся и в то же время, ища возможность вырваться, повел кругом трусливыми глазами.

— Нечего осматриваться! Иди! — крикнули ему с разных сторон красноармейцы.

Через несколько минут из-за будки донесся короткий залп.

— А теперь трубите в поход! — приказал командир. Он подозвал к себе растерявшуюся Ильсеяр и сказал ей: — Большое тебе спасибо, умница моя. Иди собирайся. Через пять минут батальон отправляется в поход.

Ильсеяр облегченно вздохнула, словно освободилась от тяжести, давившей ей грудь, и побежала к будке.

Когда, повесив через плечо отцовскую охотничью сумку, Ильсеяр вышла из дома, командир уже сидел верхом на белом коне, том самом, которым она недавно любовалась.

Девочка направилась было к командиру, но, о чем-то вспомнив, вернулась обратно. У двери, сидя на солнышке, спокойно умывалась, терлась лапкой Фатима.

— Гостей намывает, — улыбнулась Ильсеяр, вспомнив поверье. Она взяла кошку на руки и, ласково поглаживая, понесла в будку. — Ведь ты ничего не знаешь, Фатима. А я уезжаю. Только ты не волнуйся, ладно? Сюда кто-нибудь да придет, пришлют бакенщика. Может, и папа скоро вернется. Да и я сама не стану особенно задерживаться. А пока прощай, моя красавица.

Ильсеяр вытащила из котомки большую копченую рыбу и положила ее на блюдце кошки.

— Ешь, Фатима!

Потом Ильсеяр взяла со стола записку, которую она оставила для отца, еще раз прочитала ее и, подправив несколько букв, положила обратно.

— А тебя, Актуш, я возьму с собой. Пойдешь? Конечно, пойдешь! Иди простись с Фатимой… Эх, вы, и прощаться-то не умеете. Не знаете, что расстаетесь. — Ильсеяр с удовольствием научила бы их прощаться, но сейчас ей было некогда, и она, схватив Актуша за ошейник, побежала к батальону.

Командир отдавал последние приказания:

— Ровно через два часа мы должны быть там. Сейчас трогаемся. — Затем он повернулся к стоявшей в нерешительности Ильсеяр: — Ильсеяр Бикмуллина, ждем тебя… Товарищи красноармейцы, — обратился командир к бойцам. — Наш батальон сегодня пополнился новым товарищем. Он еще совсем юн, этот товарищ, но успел совершить дела, которые у всех нас вызывают истинное удивление. Он настоящий патриот! Вот он перед вами.