Юлия Кузнецова - Каникулы в Риге

— Я от уборки бываю страшно голодным, — грустно объяснил он потом.

После обеда у меня продолжили чесаться руки, хотелось что-то сделать. И мы с мамой вспомнили про косы, которые она пообещала научить плести. Мама закрепила три пучка ниток на сосновом сучке и показала, как переплетать их, чтобы получилась коса. Сначала совсем не получалось, а потом потихоньку коса стала заплетаться.

— Я не буду, — отказался Гришка.

— Это похоже на морские узлы, — сказала мама, — лучше тебе научиться их плести. Вдруг станешь моряком?

Так мы и сидели, плели сине-зелёные косы на сосновых сучках, а солнце играло на чистом серванте и совсем не пачкало свои лучи, потому что я вытерла всю-всю пыль.

— Чего-то не хватает, — вдруг сказала мама и отложила свою косу. — Запаха. В уютном доме должен быть запах хлеба!

Мама умеет печь хлеб. Ей нужно для этого немного муки, воды, дрожжей и хорошего настроения.

— Настроения нужна всего щепотка, но оно должно быть обязательно очень хорошим, — говорит обычно она.

Самый вкусный мамин хлеб мы прозвали «Любимчик». Он круглый, с крепкой коричневой коркой, а внутри мягкий и плотный. Больше всего я люблю, когда мама достаёт хлеб из духовки, опрокидывает на полотенце и стучит по нему.

— Давай ты испечёшь «Любимчик»? — предложила я, и у меня аж дух захватило. Так хочется погрызть твёрдую солоноватую корку!

— Не могу, — сникла мама. — Это же папин любимый хлеб. Не печь же его без папы.

Мы все немного расстроились. А потом Гришка придумал:

— Так давайте купим хлеб! Нет, лучше сухариков! Я видел в магазине, тут продаются коробочки с чесночными сухариками из рижского хлеба.

— Вот уж у них запах будь здоров! — засмеялась мама.

— Дому понравится, — кивнула я. — Это же рижский дом.

Сказано — сделано. Заодно мы решили немного прогуляться в лесу. Мама успокоилась и больше не искала преступников за каждым деревом. Илмарс ведь сказал ей, что в лесу безопасно!

— Я умом это понимаю, — объясняла мама, когда мы топали по тропинке между густых елей, — но у меня такое богатое воображение… Чего оно только не придумывает.

— Дай «пять», мам, — мрачно сказал Гриша. — Видела бы ты монстров, которые заглядывают в наше окно по ночам.

— Ты, можно подумать, их видел, — усмехнулась я.

— Я — нет. Я же сплю ночью. Но моё воображение никогда не спит. Оно-то мне и рассказало.

Нам навстречу шла какая-то женщина. На ней была странная одежда. Вроде пижамы в клеточку, серо-голубого цвета. Она шла медленно, сунув руки в карманы пижамы, и заглядывала под деревья, словно искала грибы.

— Извините, — любезно обратилась к ней мама. — Вы говорите по-русски? Скажите, пожалуйста, тут какая-то больница рядом?

— Да, — кивнула женщина, глядя в сторону и улыбаясь.

Мама немного помрачнела, а потом застеснялась и громко сказала нам, как хорошо, что больница прямо в лесу, что пациенты могут дышать свежим воздухом и поскорее выздоравливать.

— Интересно бы узнать, что там за больница, — пробормотала мама.

— Это сумасшедший дом, — всё так же улыбаясь, объяснила женщина и пошла дальше.

— Так, — сказала мама. — Домой. За сухариками.

— Мам, ну ты что, — я потянула её за руку вглубь леса. — Это просто твоё богатое воображение.

Но мама выдернула руку и зашагала обратно.

— Да, воображение! — на ходу пояснила она. — И сейчас оно очень сильно хочет чесночных сухариков.

Когда мы вернулись, дом сам распахнул дверь, будто хотел обнять нас. Гриша, правда, заявил, что это порыв ветра, ведь мы оставили окна на балконе открытыми.

Мама сразу направилась на кухню, чтобы подогреть чаю.

— Конфорка сразу включилась! — радостно прокричала она. — Дом нами доволен!

Чайник тоже подогрелся очень быстро. Почти как электрический. Мама заварила всем мятный чай, а когда принесла его в комнату, то обнаружила на стуле у балкона свою щётку для волос, ту самую, которую недавно потеряла.

— Откуда она тут взялась? — удивилась мама, едва не разлив чай. — Гриша, ты положил?

— Нет, конечно!

— Чудеса, — покачала головой мама, — кому расскажешь, не поверят.

Вечером мы надели чистые и сухие пижамы, пропахшие лесом, и уселись смотреть «Бунт ушастых» и грызть чесночные сухарики. Потом мама погасила в комнате свет и зажгла свечку в глиняном домике, который мы купили в Старом городе. Мы улеглись в кровати и стали слушать дальше про Мио и рыцаря Като. В окошке домика дрожал свет, а из трубы поднимался еле заметный дымок.

Перед самым сном я пробралась в мамину спальню и прилепила скотчем к стенке свой рисунок. Теперь выходило, что печальный Арлекин смотрел не на мамину одежду, а на моего зайца. Вид у зайца был потешный, и я надеялась, что Арлекин тоже когда-нибудь улыбнётся.

— Нет уж, спасибо, — сурово сказала мама, — пусть при мне не улыбается. А то я совсем окочурюсь тут от ужаса. Уедем — на здоровье! Пусть улыбается сколько влезет.

А пауков в раковину нам с того дня дом больше не посылал. Вот только настольная лампа никак не хотела выключаться. Дом не хотел закрывать свой глаз и присматривал за нами по ночам. Похоже, и правда он привык к нам, а может, даже немного полюбил.

Как-то утром у нас сильно заболел Рисик. Когда он пришёл к доктору Ёжику, у него болела голова. А потом ещё и сердце разболелось. Рисик — это Гришин крысёнок белого цвета, которого мы купили в Москве в «Икее». Гриша назвал его Рисиком, потому что он цвета риса и ещё потому, что это похоже на «Крысик». Так вот, мы с Гришей обсуждали, как сделаем Рисику операцию. Гриша предлагал вырезать сердце, а вместо него вставить другое, от какого-нибудь сильного зверя.

— А тот как будет без сердца? — возмутилась я и прижала к себе своих пушистых любимцев, особенно козочку.

Мама услышала наш разговор и, хлопнув в ладоши, воскликнула:

— Точно! Я же хотела отвезти вас в Музей истории медицины!

— Опять в музей, — простонал Гриша. — Есть только один прекрасный музей — шоколада! Всё остальное — ску-ука!

— А может, мы там найдём лекарство для Рисика? — задумалась я. — Это ж целый музей!

— Молодец, Маша, отличная мысль! — похвалила мама и, позвонив в Музей истории медицины, объявила: — У нас будет свой экскурсовод. Она нам всё расскажет и покажет!

— Если на латышском, я возьму наушники и плеер, — заявил Гриша, — всё равно ничего не пойму.

— На русском, на русском, — успокоила его мама, — а взять нужно блокнотики, чтобы записывать ценную информацию.

Музей находился рядом с парком. Экскурсоводом оказалась пожилая светловолосая женщина, похожая на Гришкину школьную учительницу. Она так же строго улыбалась, здороваясь с нами. Почти сразу сказала Грише: