Анна Зенькова - С горячим приветом от Фёклы [litres]

Я, конечно, тоже рванул. Он хоть и коротышка, но летел словно молния. Может, меня просто злость подстегивала, но я его всё-таки догнал и пнул со всей силы. Ржавый упал, а я ему такой презрительно:

– Это тебе за жирафа.

Смотрю, остальные к нам со всех ног бегут. Глаза выпучили – издалека видно. А я себе стою, невозмутимый, будто герой какой. Гроза всей ржавчины на планете. Укротитель рыжих.

Я хотел еще что-то такое изобразить, но вдруг увидел зуб, валявшийся посреди поля боя. Тут весь мой задор как-то мигом улетучился. Зуб, конечно, принадлежал рыжему. Он стоял в сторонке и отчаянно прижимал кулак к челюсти.

«Сейчас отлупит», – зашушукались собравшиеся. А меня прямо затошнило от предвкушения. Но Ржавый всех разочаровал. Он преспокойно подошел, поднял зуб и сказал «так-так». Потом подкинул его на ладони, зажал в кулак и пошел, главное, насвистывая. Сама непосредственность.

Все изумленно посмотрели ему вслед. А потом на меня вытаращились.

– Ужас-преужас! – Гнусик трагически всхлипнул. Тоже мне Чарли Чаплин в цветном разрешении.

– Ну ты и бешеный! – восхищенно прошептал Яшка и еще посмотрел на меня так, неописуемо. Вроде как с уважением.

У меня даже уши загорелись от гордости, прямо как лампочки. Правда, ненадолго. Потому что Ржавый вдруг обернулся, посмотрел на меня с усмешкой и ласково прошептал: «Тебе конец, сопля. Теперь уже точно».

Понятно, что он не шутил. Я прямо сердцем почувствовал, что теперь обречен. Неизлечимо!

Весь оставшийся день я ходил сам не свой. Ждал, пока Ржавый со мной расправится. Но он даже носа не показывал – явно где-то затаился и готовил план мести. Во время ужина в столовую заглянула Томочка – порадовать нас объявлением. Сказала, что через полчаса мы все собираемся в актовом зале – смотреть кино и писать благодарственное письмо спонсорам, которые подарили нам большой домашний кинотеатр.

Я так и не понял, как мы его будем писать, – спонсоры-то из Японии. Томочка заявила, мол, пусть каждый напишет по одному предложению. Она, видно, глупости за ужином переела, раз такое придумала. По одному предложению! Ей-то, конечно, легко говорить – у нее глаза узкие. Я еще в первый день понял, что она из древнего клана Фудзибаяси. А другим-то что делать?

Вот я лично в японском так себе разбираюсь. Ну, может, пару фраз каких и припомню, если постараться. Но не факт. Честно говоря, я про Японию вообще мало что знаю. Даже суши – и те никогда не пробовал.

У меня раньше прямо навязчивая идея была их продегустировать. А потом мне Фёкла историю рассказала про одного японского мужика, который суши ел. И доелся! У него доктора в голове червей нашли – они там вместо мозга жили. Внушали ему всякую чушь, мол, ты наш предводитель, давай захватим планету, пора проучить этих людишек. Ну и всякое такое. А! Им же еще надо было свою армию как-то расширять. Поэтому они и заставляли мужика одни только суши есть. Там же в них полно новобранцев!

В итоге этот мужик возомнил себя червячным сёгуном и хотел харакири сделать. Притом по всем самурайским традициям. Это еще слава богу, что его вовремя госпитализировали.

В общем, не знаю, как они там с этим японским будут разбираться, а я сразу сказал, что – пас (пришлось соврать Аде Семёновне, что у меня живот разболелся). Она тут же всполошилась, хотела меня в медпункт вести – такая заботливая. Но я сказал, что это у меня от сладкой жизни глисты взбунтовались и незачем волновать врачей по таким пустякам. Ада Семёновна вроде поверила. Сказала с чувством: «Как же я устала от всех этих протестов!» – и разрешила мне никуда не ходить. Но я всё-таки решил пойти хоть куда-нибудь и в итоге завернул к нам в комнату. Дожидаться ржавого возмездия.

Настроение у меня было ужасное. Я с надеждой выглянул в окно – вдруг солнце появилось? Но за окном по-прежнему лил дождь. Тогда я улегся на кровать и стал вращать глазами – так можно было сразу всю комнату целиком рассматривать, а не по частям. Смотреть там, конечно, было не на что. Но чем-то ведь надо было заняться?

Я вдруг наткнулся глазами на шкаф и просто обалдел от неожиданности. На моей полке лежали маркеры. Я сразу понял, что это Гнусик. Его рук дело. И как ужаленный подскочил к шкафу.

Новенькие. У меня даже руки задрожали от того, какой же этот Гнусик клевый. Взял и сделал человеку доброе дело. Да еще и наперекор Ржавому. Я-то знаю, что он им с Яшкой запретил со мной водиться. Я это по Гнусику сразу определил. Он вечно на меня смотрит как ненормальный. С трагической такой физиономией. Словно ему очень хочется дружить, но рыжие силы не позволяют.

В общем, Гнусик оказался тот еще Халк. У них же у всех на полках чего только не было, и книги, и брелоки, и патроны какие-то. А моя с первого дня была пустая, сиротливая. Я на нее смотреть не мог, так мне грустно делалось. И тут вдруг посмотрел, а там – маркеры. Целая упаковка. И всё благодаря Гнусику.

Я схватил зеленый маркер, чуть не плача. Просто вцепился в него, как утопленник в спасателя. Ну как-то так.

Не знаю, что на меня нашло. Может, я просто спятил от радости, объевшись чего-нибудь червивого. Я же сто лет ничего не рисовал, хотя до этого всю жизнь рисовал ого-го как. Фёкла меня даже в художественную школу водила, правда, недолго. Как-то у меня с этой школой не заладилось. Или с Люсиндой?

Это наша училка в художке. Странная до невозможности. Весь первый год, что я у нее занимался, она была обычной Люсей Викторовной. И вдруг однажды заявляет, что она больше не Люся, а Летиция. И мы теперь должны называть ее только так. Все дети послушались, а я не смог. Ну а что за ерунда – прикидываться Летицией, когда у тебя на лбу прямо-таки написано – Люся? Мне вот было просто стыдно так ее называть. За нее стыдно. А Люсинда этого, наверное, не понимала. Всё изображала из себя манерную Летицию. Будто она Айседора Дункан какая-то.

И потом, какая разница, кем она была? Главное, что и Люся, и Летиция, и Айседора были одинаково невыносимы.

Я хотел рисовать так, как видел, по-своему. В конце концов, кто из нас художник? Но Люсиция Айседоровна в этом смысле была невозможной эгоисткой. Рисовать надо было только так, как хочется ей. А я так не умел. И в итоге сказал Фёкле, что в школу больше не пойду. Люсиция, конечно, была в шоке. Сначала кричала, потом вроде успокоилась и заявила Фёкле железным тоном:

– Вы с ним еще наплачетесь!

А Фёкла ей ответила таким же, только еще хуже:

– Посмотрим!

Вцепилась мне в руку и потащила в ГУМ за канцтоварами. И такая:

– Бери всё, что тебе надо. Будешь дома рисовать.

А я сказал твердо:

– Если только по-своему.

И взял самый толстый альбом.

А Фёкла показала продавщице деньги и сказала, что я – талантливый, но ленивый. Поэтому мне нужны самые лучшие краски и дисциплина. А продавщица засмеялась и ответила, что краски у них все хорошие, а дисциплина, к сожалению, хромает. И предложила поискать ее в другом месте.