Олег Егоров - Подбитые ветром

Зная характер своей козы, Серафим бросился к Вау.

Вау же меньше всего думала о том, какие страсти кипели вокруг её имени. Она сидела в кресле и наблюдала за действиями Ленивки. Ленивка разливал кофе в две маленькие фарфоровые чашки. Когда Вау впервые попросила разлить кофе, долгопят просто опрокинул кофейник на пол.

— Ленивка, — сказала Вау, — ты всё понимаешь слишком дословно.

— Ага! — подхватил долгопят. — Ещё до того, как сказано! Я всё ещё вперёд понимаю!

Он восхищался своей новой хозяйкой. Стараясь ей всячески угодить, он даже шёл на прямое нарушение обязанностей долгопята. То есть принимал посильное участие в домоводстве.

И теперь Вау сидела и наблюдала, как переливается кофе через край фарфоровой чашки, пока Ленивка, открыв рот, наблюдал, как переливаются янтарные бусы на шее у Вау.

— Повторение, — с лёгкой иронией заметила Вау, — в каком-то смысле, конечно, мать учения. Но!...

Она взяла красноречивую паузу.

— Ой! — Ленивка отставил кофейник и промокнул чёрную лужицу бархатной подушкой для иголок. — Кофейник течёт!

— Но, — закончила Вау свою мысль, — вряд ли можно чему-то научиться, без конца повторяя одни и те же ошибки!

— Точно! — Ленивка засунул палец в носик серебряного кофейника. — Вот, где дырка взялась!

— И кота совсем не обязательно передразнивать, — Вау строго посмотрела на Ленивку.

Тот сделал вид, что занят починкой носика. Появление Серафима избавило кофейник от участи других предметов, которые долгопят уже "отремонтировал".

— Коза пропала! — задыхаясь, выпалил мышонок.

— В каком смысле? — нахмурилась Вау.

Серафим сбивчиво поведал историю загадочного исчезновения козы.

— У неё приметы особые имеются? — спросил долгопят.

Вау достала из-под кресла корзину. Корзину доктору пришлось оставить у неё вместе с долгопятом. Ленивка заявил, что в общественном транспорте его укачивает. А ему надо ездить за продуктами.

— Какие ещё приметы? — изумился мышонок.

— Ну, если кофейник течёт, — пояснил долгопят, забираясь в корзину, — то это к прогулке. У меня такая примета особая. Может коза тоже гулять пошла?

Вау подхватила корзину с Ленивкой и отправилась на место происшествия. По пути мышонок рассказал ей, как они с козой повздорили. Но причину размолвки он почему-то утаил.

Во дворе у Серафима Вау почти не задержалась. Она внимательно осмотрела следы, глубоко втянула в себя свежий осенний воздух и направилась в сторону огорода.

Долгопят и мышонок не отставали от неё ни на шаг. Но, если Серафиму для этого приходилось выбиваться из сил, то Ленивка преспокойно дремал в корзине.

При виде Вау Афрозаяц вытянулся по стойке смирно и взял ружьё "на караул". В основном для того, чтобы его продемонстрировать.

— Где свинка? — коротко спросила Вау.

— В погребе! — доложил заяц. — За время службы происшествий не имею! Рядовой Афрозаяц из "Красной книги"! В других списках не значится!

Вау кивнула и спустилась в погреб. Серафим последовал за ней. Морская свинка, перебирая картофель, выслушала относящиеся к розыску вопросы.

— Швартовалась, — подтвердила она. — За луковой шелухой приходила. Если надо, могу и вам отсыпать.

Вау вежливо отклонила предложение. А Серафиму и вовсе было не до того.

— Это у тебя варенье? — деловито поинтересовался Ленивка, выглядывая из корзины.

— Клубничное, — Морская свинка отвернулась, всем своим видом показывая, что она считает визит законченным.

— Ну что ж, — сказала Вау, покидая погреб. — Кажется, я знаю, где искать эту козу.

Когда Вау и мышонок пожаловали в мастерскую "Ехидна и сыновья", работа над переменой облика ревнивой козы близилась к завершению.

Брысь нетерпеливо топталась на месте, распространяя вокруг удушливый запах лука.

— Не вертись! — ворчала Ехидна, окуная кисточку в золотистый краситель, заваренный из луковой шелухи.

— А всё-таки она вертится! — заметил Отшельник, раскачиваясь на вешалке.

— Надо же! — фыркнула Ехидна. — Какое открытие!

Вау и Серафим, поражённые видом рыжей козы, молча стояли в дверях.

— Я тоже кое-что открыл! — долгопят вылез из корзины и всем предъявил пустую банку.

Мордочка его была выпачкана в клубничном варенье.

— Хорош! — вздохнула Вау. — Нечего сказать!

— А я хороша?! — спросила Брысь, поворачиваясь свежеокрашенными боками. — Я лучше Вау?!

— Ты — лучше всех! — Серафим бросился ей на шею.

Вечером, пока Лёва и Брысь играли в шашки, мышонок налил в стаканы свежее молоко и поставил на стол полную салатницу душистого сена.

— Надо ей на шею колокольчик повесить, — делая очередной ход, сказал страус.

— А ромашку не хочешь?! — коза съела Лёвину дамку и облизнулась.

— Эй! — запротестовал страус.— В шашках по-другому едят!

— Она цветов не любит, — пояснил Серафим.

— Или велосипедный звонок, — предложил Лёва. — Пусть звонит, когда задерживается.

— Правильно, — согласился мышонок. — Если бы не Вау...

Но коза так на него посмотрела, что Серафим счёл за лучшее оставить свои мысли при себе.

Что касается упомянутой Вау, то она сидела в кресле у выхода из пещеры и, невольно прислушиваясь к тому, как по соседству ссорятся Ехидна с Отшельником, размышляла о природе вещей.

— Ах так?! — шипел Отшельник. — По-твоему, я редко меняю кожу?! Ну тогда я с тобой не разговариваю!

"Только в мире вещей, — думала Вау, — молчание является бесспорным знаком согласия".

— Семь банок, восемь банок, девять банок, — доносилось из глубины пещеры бормотание Ленивки.

Он, чтобы скорее уснуть, считал вслух банки с вареньем. После употребления сладкого, долгопята сильно мучила жажда. И он выдул прямо из носика весь остывший кофе. Потому-то Ленивке и не спалось.

Но, за всеми этими "молочными" и "кофейными" перипетиями, я как-то забыл рассказать про Сажу.

После несчастного случая на огороде, грач прилетел к доктору. Валерьян сидел на корточках и тщательно изучал карту. На данной карте Сплюшка отметила когда-то местонахождение своего сундука. Только сундука там уже давно не было. Сундук уже давно стоял в "Смотровой".

— Это что? — спросил грач без особого интереса.

— Карта, — пояснил доктор. — Ми-се-цинская. На сову. Я такие хочу на всех завести.

— Чернильная душа! — буркнул Сажа. — Лучше крыло перевяжи!

— Стукнулся? — Валерьян достал из кармана бинт.

— Да так, — неохотно ответил грач. — Попал в одну историю. Прямо из "Смотровой" Сажа отправился искать стоящее место для грачевника. Он понял, что правосудие слепо. Правильно его в древности изображали с завязанными глазами. "А это значит, — подумал грач, — что никакого будущего за нами нет". Лично я с ним легко согласился. Ибо в точности знаю, что будущее ожидает нас где-то впереди.