Всеволод Привальский - Повесть о бедном солдате

— Врать не буду, чего не знаю, того не знаю. Только вряд ли, что из крестьян. Он, по-моему, из этих… как их… антилигентов.

— Барин, стало быть?

— Дурья башка, какой он тебе барин, ежели за трудящегося человека да за солдат горой стоит?

— Братцы, а давай и мы ему письмо напишем! — предложил кто-то.

— Верно!.. Письмо!.. Даешь!..

Через минуту тот же перевернутый ящик, только что служивший импровизированной трибуной, превратился в стол. Письмо писали долго, потому что в этом деле пожелал принять участие чуть ли не весь полк. Спорили, ссорились, кипятились, каждому хотелось выложить самое наболевшее. Письмо получилось длинное, в нем говорилось о множестве обманов, которые претерпели писавшие, и о самом главном обмане — войне, которую никаких сил нет уже терпеть. В нем выражалось полное сочувствие программе большевиков и задавался один единственный вопрос: когда эта программа будет осуществлена? Писали солдаты и о своем возмущении тем, что Керенский велел арестовать такого человека, который один «болеет за солдат всей душой и понимает нужду да беду крестьянскую», заверяли дорогого товарища Ленина, что весь полк за него горой и готов грудью встать на его защиту, «пускай только товарищ Ленин прикажет, они тотчас явятся, куда он велит, и будут его оборонять».

Доставить письмо адресату взялся тот же Серников, который с этой минуты перестал быть для однополчан Недомерком.

В знакомый дом Серников отправился на следующий же день с утра, но сразу войти не решился, сообразив, что рано и хозяева, должно быть, спят. Поднявшись на третий этаж и присев на ступеньку, он обнял винтовку и задумался. Думы были все те же: о жизни, которая вся от начала до конца была один обман, о том, что теперь-то он все это дело раскусил, и, главное, светила ему надежда повидать Ленина да расспросить, когда же будет замирение и когда, наконец, поделят землицу по справедливости. С этими мыслями он уснул.

Проснулся он от толчка в плечо и сразу вскочил. Перед ним стоял высокий и плотный мужчина со встрепанной бородой и в железных очках.

— Проворонишь, кого сторожишь, — сердито и насмешливо пробасил мужчина.

И тут Серников его узнал: тот самый бородатый, которого он во время обыска принял было за Ленина и которого юнкера все-таки арестовали.

— Извиняйте, господин, мне бы товарища Ленина повидать.

Бородатый с изумлением взглянул на солдата: первый раз он видел такого странного шпика.

— Ленина? — переспросил он, немного удивленный тем, что этот несуразный солдат, явно посаженный в засаду, называет Ленина не господином, а товарищем. — Нет здесь Ленина, напрасно дожидаетесь.

— Это мы очень даже понимаем, — с готовностью откликнулся Леонтий. — Само собой, им здесь никак находиться нельзя, потому как велено его пымать. Только я по другому делу, письмо у меня к нему.

— Что еще за письмо?

— От солдат, стало быть, всем полком писали.

Бородатый с любопытством взглянул на Серникова и неопределенно хмыкнул.

В это время открылась дверь, и на площадку вышла знакомая уже Серникову женщина, сестра Ленина.

— Марк, что это у вас здесь происходит?

— А вот, видишь ли, солдат письмо Володе принес.

— Письмо? Какое письмо? — Женщина вгляделась в Леонтия и вдруг сказала: — A-а, вот это кто, старый знакомый. Ну, заходите, товарищ. Марк! — обратилась она к бородатому. — Вы скоро вернетесь?

— К обеду. — Он еще раз с сомнением взглянул на Серникова. — Впрочем, может быть, мне задержаться?

— О нет, нет, можете не беспокоиться, — отозвалась женщина.

Леонтий вновь оказался в знакомой квартире. На этот раз его пригласили не в кухню, а в столовую.

— Садитесь, товарищ, — предложила женщина.

— Благодарим покорно, так что я постою, госпожа Ленина, — уважительно ответил Леонтий.

— Во-первых, не называйте меня госпожой, во-вторых, я не Ленина, а Ульянова, а зовут меня Мария Ильинична. Садитесь же, садитесь.

Леонтий осторожно сел на краешек стула, расстегнул гимнастерку, достал письмо и положил его на стол.

— Вот, — сказал он. — Письмо наше солдатское к товарищу Ленину. Передать бы надо.

— Но товарища Ленина нет в Петрограде.

— Это мы понимаем, — снова поспешно ответил Леонтий. — Оченно даже понимаем. Только вам-то, наверное, известно, оде они сейчас живут, может, вы передадите или перешлете?

— Нет, мне совершенно неизвестно, где находится товарищ Ленин, — очень твердо сказала Мария Ильинична.

— Эх! — Леонтий сокрушенно вздохнул. — Как же теперича быть?

Мария Ильинична пожала плечами.

Открылась дверь, и в комнату вошла еще одна женщина; в ней Леонтий тотчас признал жену Ленина, которую в ту ночь арестовали юнкера. Он обрадовался, что ее выпустили, и, не зная, как выразить свои чувства, вытянулся во фронт и старательно гаркнул:

— Здравия желаем, вашество!

Надежда Константиновна вздрогнула и замахала руками:

— Что это вы на меня, как на генеральшу? И вообще что здесь происходит, Маняша? — повернулась она к Марии Ильиничне.

— Да вот старый знакомый зашел, говорит, письмо товарищу Ленину принес.

— Письмо Володе? Но ведь его нет здесь.

Серников и этой женщине принялся объяснять, что он понимает, что товарища Ленина здесь и не должно быть, только больно уж надо передать ему солдатское письмо, а еще более желательно получить ответ, потому как нет никаких сил дальше терпеть.

Обе женщины с интересом посмотрели на солдата, но ни о чем не спросили: им превосходно было известно, чего именно дальше не могут терпеть такой вот солдат и миллионы ему подобных. В другое время они обязательно расспросили бы его поподробнее, но сейчас они просто не могли, не имели права рисковать: все-таки этот солдат два дня назад приходил сюда с обыском да еще проявлял особое рвение, проткнул штыком корзину, заподозрив, что именно туда спрятался Владимир Ильич.

Надежда Константиновна еще раз развела руками и повторила:

— Нет здесь Ленина. И, поверьте, дорогой товарищ, я и сама не знаю, где он.

Горестно вздохнув, Леонтий невнятно проговорил «извиняйте», взял со стола письмо, надел фуражку и вышел.

Медленно бредя по улице, он думал, что же теперь ему делать, как быть с письмом и что скажет он солдатам? Он уже начинал жалеть, что не оставил письмо на столе, ведь рано или поздно жена да сестра узнают, где Ленин, и перешлют ему письмо. Он даже остановился, подумывая, не повернуть ли обратно, и тут на стене дома увидел почтовый ящик, обыкновенный синий почтовый ящик с белыми стрелами-молниями. Лицо его озарилось улыбкой: теперь он знал, что нужно сделать с письмом. У ближайшего дворника он разузнал, где почта, и там, сопя от усердия, вывел на купленном конверте адрес: «Улица Широкая, угол Газовой, квартира 24, товарищу Ленину в собственные руки». Сунув голову в окошко, за которым сидел почтарь, он выпросил кусочек сургуча и, растопив его над спичкой, запечатал конверт пятью печатями, употребив для этой цели медный пятак. Получился солидный пакет, вроде тех, какие ему доводилось видеть в полковой канцелярии. Опустив конверт в ящик, Леонтий Серников, страшно довольный собой, отправился в казармы.