Евгения Овчинникова - Мортал комбат и другие 90-е

Я заношу руку над «Олдсмобилем». Она чуть заметно дрожит и немного вспотела. Последнее к лучшему – так вкладыш с большей вероятностью прилипнет к ладони и перевернется. Вдыхаю побольше воздуха, одновременно занося ладонь над вкладышем. Резко – глаз не успевает следить – шлепаю по нему.

Зрители стонут. Маша и Петя выдыхают воздух, набранный несколько ходов назад. Мимо окон, каркая, пролетает ворона.

«Олдсмобиль-Круизер-Вагон» лежит передо мной во всей красе: продолговатый багажник, несуразно вытянутый нос. Картинка чуть потерлась посередине, по линии сгиба. Я беру его, поднимаю альбом, открываю и заполняю пустой кармашек.

Всю неделю я демонстрирую желающим коллекции. Новости о дуэли и красивом выигрыше в один момент облетели школу, на меня приходят посмотреть просто так, а в коридорах за спиной перешептываются, и в шепоте слышится:

– Выиграла… две коллекции… упертая девчонка.

Слова эти лучше любой музыки.

Новенький держался молодцом, я поняла, что парень он неплохой, но подружиться мы не смогли – через месяц он с родителями уехал в Германию, так что никто не успел запомнить его имени.

Победа во вкладышной войне напрочь отбила у меня желание заниматься коллекционированием дальше. И когда на следующей неделе альбом был украден из раздевалки, я только пожала плечами – мне было все равно. Я перестала следить за коллекциями и вкладышными дуэлями. Года через три мода на вкладыши начала сходить на нет, а потом мы вовсе забыли о них. Мы взрослели, и у нас появлялись другие интересы.

– У меня только футболка и кроссовки.

– Ничего страшного, все туристы так ходят. Но на роликах не пустят, – на всякий случай предупредила я.

Племяш рассмеялся. После возвращения чемодана из Стамбула Кирилл снимал ролики только на ночь. Он объездил весь центр и явно чувствовал себя увереннее.

– Вообще-то я в опере ни разу не был, – признался он. – Только на «Ютубе» смотрел отрывками.

Решение пойти на «Тоску» было ошибкой. Мы поняли это на десятой минуте трехчасовой оперы.

– Я сейчас умру, – прошептал мне Кирилл.

– Главное – продержаться до антракта. Потом уйдем, – шепотом ответила я. – Любуйся костюмами.

– Каварадосси похож на мою соседку снизу.

Мы прикрыли рты и засмеялись. Сзади на нас зашикали ценители оперы.

В антракте вышли из Мариинки и зашли в ближайшее кафе. Заказали кофе и пирожных. Решили, что на следующей неделе пойдем в театр – мы оба его любим.

– Маша, Женя уже пришла! – крикнула Машина мама в глубину квартиры, увидев меня на пороге. – Чай с тортом будешь?

– Уже опаздываем. – Но я уточнила на всякий случай: – С каким?

– Шоколадный, – ответила тетя Рая, переставляя обувь ближе к стене, чтобы я могла пройти в узкой прихожей.

– Не. Вот если бы «Птичье молоко»…

– Фу-ты ну-ты, – засмеялась она.

Иногда я бывала очень невоспитанной.

– Зарплату вам, смотрю, выдали, – светски заметила я.

Прихожка была заставлена синими ведрами и оранжевыми пластмассовыми тазами, стоявшими друг на дружке чуть не по двадцать штук. Некоторые башни опасно склонялись над нашими головами.

– Да, выдали. Возьмете домой парочку?

– Нет, у нас уже три таза и два ведра, – ответила я, поправляя пальцем одну башню.

– Может, родственникам надо?

– Я спрошу.

Маша появилась на пороге своей комнаты. Она была в белом шерстяном платье до колен и в модной кожаной жилетке поверх. Волосы уложены на косой пробор. Показалось, что она немного подкрасила губы.

– Мам, отрежь билеты, – попросила Маша, пряча лицо.

Точно, накрасилась.

Тетя Рая достала из ящика свернутые в плотный рулончик и перетянутые резинкой билеты. Мы развернули рулон выше нашего роста и выбирали места.

– Так, двенадцатый ряд, места с шестого по шестидесятое.

– Ближе рядов не было? – возмутилась Маша.

– Что дали, то дали, – спокойно ответила тетя Рая, продолжая перебирать ленту билетов.

– Тогда давай восемнадцатое и девятнадцатое.

Тетя Рая достала из того же ящика ножницы и аккуратно выстригла два билета.

– Держите.

Я взяла. Пока Маша одевалась, проверила дату – восемнадцатое марта. Кокчетавский областной драматический театр. Спектакль – «Много шума из ничего». Билеты были из дешевейшей серой бумаги, печать – синими чернилами. Бережно сложила вдоль линии и положила в карман.

Сегодня все должно было решиться раз и навсегда.

До театра было минут пятнадцать пешком. По дороге ломали лед на лужах. Было высочайшим мастерством оставить трещины, не продавив лед до воды.

Мы ходили в театр почти каждую неделю. Тетя Рая два раза в месяц приносила домой зарплату – тазами, ведрами, иногда весами с крючком. Было это, в общем-то, обычно. Денег ни у кого не было, и предприятия выдавали зарплату тем, что производили. По тому, что стояло в прихожках, накрытое для приличия тряпицей, можно было определить, где работали родители одноклассников. С большой осторожностью мы обходили груды фарфоровых чашек и тарелок. Свернутые рулоны пестрого ситца можно было не бояться уронить. С вафельницами и сифонами тоже можно было не церемониться.

Труднее всего приходилось работникам мебельной фабрики – в месяц им полагался один сервант, а больше одного не помещалось в узкие проходы хрущевок. Но если серванты можно было подарить или продать за копейки, то совершенно непонятно было, куда девать охапки нефтеморозостойких рукавиц.

Когда все наполучали зарплату продукцией так, что продукция больше не влезала ни в прихожки, ни на балконы, предприятия обратились к древнейшему натуробмену. Теперь на «фарфорке» получали рукавицы и детские кроватки. «Фарфорка» мстила и отправляла в ответ обеденные наборы на шесть персон. Неунывающий КДА, завод кислородно-дыхательной аппаратуры, слал в драмтеатр тазы. В ответ из драмтеатра летели изящные, как серпантин, ленты билетов на серой бумаге. Они крепко обвивали башни из тазов.

Нашу семью натуробмен тоже не обошел стороной, хоть папа и работал сам на себя.

– Частник, – говорила мама новым знакомым, и те понимающе кивали, не требуя больше объяснений.

Папа брал деньги после выполнения заказа. Однажды к нему пришел житель села и горячо попросил:

– Веришь, позарез нужно. На, возьми. – Он протянул крепко замороженного ощипанного гуся в пакете.

Папа сделал работу и вечером смущенно вручил гуся маме.

– На Новый год можно, – утешила она его.

Другой клиент, довольный работой так, что и не выразить словами, притащил аккордеон. Аккордеон гигантского размера пережил пару переездов, пока мы с большим трудом не пристроили его «за просто так» в музыкальную школу.