Светлана Шелехова - Приключения Шуры

— Ты, Олюшка, посмотри хорошенько. Не стянул ли Шурка что-нибудь из вещей. Зачем иначе было ему отсылать меня давеча из комнаты? По моей версии, он обязательно взять хотел какую-нибудь ценность.

Марья Даниловна со всякими присочиненными подробностями припомнила и рассказала случай, когда «Шурка тайно передал своему огромного роста и, по всей видимости, отпето-хулиганского поведения приятелю какой-то сверток». Бабушка, выслушав подругину версию, завздыхала, заохала и твердо решила назавтра сходить к Василию Васильевичу Завьялову, поговорить о внуке, посоветоваться о воспитании, поделиться со стариком подозрениями.

И Ольга Михайловна пришла совсем некстати. Все ремесленное училище было взбудоражено вчерашним происшествием. Комсомольцы с ног сбились, разыскивая девушку, которая поймала вора. Пришел сам начальник отделения милиции, чтобы поблагодарить комсомольский патруль и вручить девушке награду — ручные часики. Ребята бригады помощи милиции утверждали, что девушка была из группы слесарей. Там одна заболела, побежали к ней домой, но вернулись разочарованные: не та.

Василий Васильевич, когда к нему пришла Ольга Михайловна, сидел, раздумывая. А почему, собственно говоря, в его группе кузнецов нет девушек? Он, как патриот своей группы, даже дошел до уверенной мысли: если бы они были, то среди них оказалась бы обязательно та, что совершила вчера смелый поступок. Василий Васильевич прикидывал: не пополнить ли ему группу девушками, ведь профессия кузнеца при современной технике не требует изнурительного напряжения человеческих сил.

Выслушав бабушку Шуры Белых, мастер всерьез рассердился:

— Доверять молодым людям надо больше. Если мы в каждом будем стараться увидеть только хулигана, жулика, вора и разгильдяя, то их, действительно, появится немало. Втемяшивай человеку в голову день-деньской, что он свинья, того и гляди, возьмет он и вправду захрюкает: все мотивы к этому налицо. Твой внук — замечательный парень, во всяком случае — пример многим другим. Надо уметь, Ольга Михайловна, увидеть в молодом человеке хорошее и растить это хорошее.

— А плохое пресекать! — бабушка тоже рассердилась. Она была самолюбивой и терпеть не могла ходить неправой. — Скажи, пожалуйста! Ответь! — наступала она. — Зачем тогда мой внук вытащил из шкафа мое старенькое платье, косынку, свернул и положил в сундук, на котором спит? Унести приготовил, продать. Не надевать же! У нас на этот счет свои версие существуют…

— Не версие, а версии. И потом, объясни-ка, что за платье? — поинтересовался Василий Васильевич.

— Обыкновенное. Синее, в горошинку.

Василий Васильевич о чем-то задумался, сосредоточенно шевеля мохнатыми бровями, и сказал холодно, по-казенному:

— Это уж у него спроси. За то, что ребята делают у себя дома, мы, педагогические работники ремесленного училища, не отвечаем.

И, когда Ольга Михайловна, пробурчав: «У-у, бюрократ», — уходила, недовольная, он внимательно осмотрел ее. Ростом, шириною плеч бабушка была, пожалуй, совершенно одинакова с внуком.

Кто знает! Возможно, в старом Василии Васильевиче хоронился талант следователя. Как-никак, а никто ни в милиции, ни в училище не обратил внимания на одну подробность из рассказа задержанного воришки: девушка, затолкавшая его в подполье, спрашивала, где живет знатный кузнец Тимофей Иванович Останин. Ясно, она назвала тогда первое пришедшее в голову имя. Кому может вспомниться в напряженную минуту это имя? Конечно, кузнецу, или будущему кузнецу, или тому, кто хорошо знает Останина, живет где-нибудь рядом.

Теперь выяснилось еще и синее платье в горошинку. Василий Васильевич даже усомнился: верно ли, что пойманый воришка, рассказывая о девушке, называл цвет платья? Позвонил в милицию — подтвердили: синее, в горошинку.

Целый день Василий Васильевич испытующе поглядывал на Шуру Белых.

Шура поссорилась с Андреем, поссорилась навек! Уж это точно! Кто же в этом больше виноват? Или Василий Васильевич, целый день поглядывавший на Шуру пристально, изучающе, отчего она беспокоилась, чувствовала себя так, словно, не кого-то другого, а ее поймали на воровстве, была раздраженной, грубила товарищам, или сам Андрей, который не разобрался, что к чему, и выкрикнул Шуре в лицо: «Убежать от товарищей в ответственную минуту?! Это нечестно!»

А вернее всего, виноват Виталий Шмаков. Опустив толстую губу, он поморгал сонными глазами и презрительно произнес:

— Нечего, Андрей, водиться с этим слюнявчиком, маменькиным сынком. Шурка в любой момент выдаст и продаст. Трус он вообще первостатейный. А еще — парень!.. Девчонки в бригадмиле и те смелее.

— Хорошо, что ты им не попался вместе со своим Зубковым, — ответила Шура. — Тоже — орел нашелся! Не орел ты, а курица мокрая, перекати-поле. То за Зубковым бегал, как собачонка, а теперь — к бригадмилу и комсомольскому патрулю примазываешься.

Андрей возразил петушливо, словно искал повода подраться:

— И ничего не примазываемся. Осознали свои ошибки и здраво оценили смелость и трусость. Был Зубков смелым — он нам нравился. Та девчонка, что его заловила, — еще смелее. Знаешь, какая она! Мы уже с ней познакомились. Спортсменка, а кулаки — во-о-о!

Андрей сжал все десять пальцев вместе и поднес их к носу Шуры. Ей не хотелось ссориться, она спросила покладисто, хотя и не без насмешки:

— А фамилию ее знаете?

— Это тебя не касается. Во-первых, ты вообще девчат ненавидишь. Во-вторых, вообще — смелый робкому не товарищ.

— Вообще, вообще, — передразнила Шура. — Врешь ты все. Никто ее не знает.

— Не знает? Кабы не так! Спроси у Василия Васильевича.

— Спорим?

— Спорим!

Ребята отыскали своего мастера. Тот выслушал, посмотрел на каждого по очереди, будто желая угадать, кто утверждает, а кто отрицает, и остановил пронизывающий взгляд на Шуре:

— Конечно, известно.

Андрей начал ехидно и глупо радоваться, что выспорил, стал подтрунивать над Шурой, чем окончательно разозлил ее: «Ведь не знает ничего, а что-то еще воображает!» Она подошла к Андрею вплотную, вцепилась ему в гимнастерку на груди и с ненавистью, вспыхнувшей вдруг к этому мальчику, который ей раньше очень нравился, сказала:

— Если ты не отстанешь от меня, я твое прекрасное личико все расквашу. Пусть накажут за это — я перетерплю, но зато каждый узнает, какая ты дрянь: с вывеской ходить будешь. Понял?

— Ну-ну! Не хватай!

Андрей вырвался. И они, по всей вероятности, подрались бы, да вступился Коля Капля.

— Расцепитесь! Шо вы — як пивни?

— Что такое пивни? — спросил Виталий Шмаков. Он с любопытством ждал потасовки, жалко было, что староста помешал.

— Пивень? — серьезно переспросил Капля. — Ну, курицын муж! Как по-русски?