Сулейман Велиев - Букет роз

И тотчас рабочие снова сомкнулись в колонну. Теперь она запрудила всю улицу и беспрепятственно двинулась к развалинам замка, к штабу забастовщиков.

Спасшись от бушующей толпы, Шапоринский сидел теперь дома и даже к окну не подходил. Но ему то и дело докладывали о событиях приказчики и шпики.

— Полиция бессильна! — говорил он жене. — Ты подумай — полиция бессильна! Чем же все это кончится? Они сожгут промыслы! Они перебьют всех нас!

Он не мог усидеть на месте, лихорадочно ходил по комнате и не переставая курил.

Елизавета, пытаясь отвлечь его, заводила граммофон, играла на рояле, даже петь пыталась что-то шуточное — Шапоринский не замечал.

— Теперь ты убедилась? — язвительно спрашивал он Елизавету. — Ведь это ты хвалила Усатого, ты! А он чуть ли не главный смутьян! Вот так ты можешь разбираться в людях!

— Откуда мне было знать? — оправдывалась Елизавета. — Я знала только, что он хороший печник.

— Ты мне его рекомендовала! — неистовствовал Шапоринский. — «Он добрый, послушный» — это ведь твои слова! Такие «послушные» разорят нас до нитки и пустят по миру! Да чего там — перебьют! Всех культурных людей уничтожат. Весь мир одичает!

— Не преувеличивай, милый. — Елизавета улыбалась. — Все обойдется. Уж сколько раз бастовали — обходилось. Обойдется и на этот раз…

— Да ты понимаешь — полиция бессильна! Понимаешь ты это?

Елизавета не понимала.

— Пришлют новых полицейских из Петрограда… Или еще откуда-нибудь, хоть бы из Москвы…

— Ничего ты не понимаешь! — горестно воскликнул Шапоринский. — Но с Усатым-то, с Усатым-то ты могла бы… Печник! Он, видите ли, хороший печник… Большой плут он, а не печник! Подумать только — обманул такого человека, как я! Вот такие и руководят забастовкой. Подвернется случай — я покажу им, где раки зимуют!

— А может, удовлетворить их требования? А то и в самом деле как бы они нас…

Шапоринский вспылил:

— Ты с ума сошла! Им дай палец — отхватят всю руку! Им только уступи! Почувствуют слабину — жизни не будет!

Он кипятился, а все же понимал, чувствовал, что вынужден будет сделать так, как говорит жена. Уж если эту забастовку не может подавить полиция, то что может сделать он? Есть еще надежда на прибывшего в Баку из Петрограда представителя Временного правительства…

На третий день забастовки этот представитель прибыл на митинг, собравшийся перед мечетью. Высокого роста, худой, интеллигентный, строгий. Поздоровавшись с рабочими, он снял шляпу, оглядел собравшихся. Может быть, он ждал аплодисментов? Все мрачно молчали.

— Как поживаете, друзья? — спросил он вдруг тихим голосом, как если бы обращался к своим давним знакомым.

Такое начало речи было необычным, подкупающим. Но никто не откликнулся.

После некоторой заминки Усатый ага спросил оратора:

— К добру ли приехал? Может, собираешься нас надуть? — И подмигнул стоявшему рядом Мустафе.

Представитель сделал вид, что не обиделся.

— Я представитель центральной власти, — сказал он громко. — Пришел выслушать вашу жалобу. У меня большие полномочия…

— Если у тебя много власти, — сказал Мустафа, — то заставь человека, который привез тебя сюда, выполнить наши требования.

Поддерживая Мустафу, рабочие дружно зашумели:

— Его, его, Шапоринского, заставь!

— Пусть прибавит нам заработок!

— И чтобы восьмичасовой день!

— И чтобы в землянках и в развалинах не жить нам!

— Сам-то он во дворце, а мы в хибарах!

— Если ты честный человек, если власть, штрафуй его и заставь выполнить наши требования! Иначе мы не приступим к работе. Скажи ему это!

— Я пришел сюда с целью помочь вам. Мой долг…

Этот человек напомнил Мустафе одного адвоката, которого он видел в Сибири. Тот так же вот уговаривал рабочих во время стачки на Ленских приисках. Говорил красивые общие слова — и ничего конкретного. Как они были похожи!

— Чем же вы хотите помочь нам? — спросил Мустафа.

— Я хочу, чтобы вы хорошо жили. А эта забастовка повредит вам. Среди вас есть люди семейные. Детей нельзя оставлять голодными, это грех!

— Вы Шапоринскому это скажите! — крикнул Усатый ага. — Пусть не вынуждает нас бастовать! Пусть заключит с нами коллективный договор и даст нам восьмичасовой рабочий день!

Представитель Временного правительства заверил:

— Будьте покойны, я разрешу этот вопрос. Но давайте условимся: вы сегодня же выходите на работу…

В толпе раздался смех, послышались голоса:

— Ну и хитрюга! Надуть хочет!

— Чтобы мы, значит, с пустыми руками!

— Ишь чего захотел!

— Он за дураков нас считает!

— А что вы от него хотите? Он такой же богач, как и наш Шапоринский!

— Все они одного поля ягоды!

Элегантный господин не обижался ни на какие слова и сам старался говорить по-простецки.

— Вы напрасно не верите мне, друзья. Я представитель не царского, а народного революционного правительства…

— Какого же черта! — закричал в негодовании Мустафа. — Если ты революционер и власть, прикажи нашим хозяевам немедленно выполнить требования рабочих — и мы с радостью прекратим забастовку. Ну, говори: прикажешь или нет?.. Что, слабо? Ты думал одними обещаниями отделаться? Дудки!

Представитель Временного правительства сокрушенно покачал головой:

— С вами очень трудно говорить. Вас много, я один. Я вам — слово, а вы мне — сто. Ведь нельзя же так! Давайте говорить по-деловому. Лучше всего выделите от себя представителей для переговоров. Я думаю, среди вас найдутся грамотные люди?

— Есть у нас такие люди! — громко сказал Мустафа. — Вы можете с ними переговорить хоть сегодня.

Представитель Временного правительства обрадовался: наконец-то удалось уломать строптивых! С представителями он будет говорить не на митинге, их можно и тюрьмой пристращать…

— Очень хорошо, — сказал он. — Где же ваши представители?

Выдвинувшийся вперед Мустафа изобразил удивление:

— Ах, вы не знаете! Они арестованы еще во время прошлой забастовки и с тех пор находятся в Баиловской тюрьме. Прикажите освободить их и начинайте с ними переговоры. У нас других представителей нет.

— Правильно! — в один голос закричали рабочие.

Представитель Временного правительства понял, что он одурачен и что если он пробудет здесь еще немного, то его могут и избить. Ничего более не сказав, он надел шляпу и пошел с трибуны в сторону дома Шапоринского. По дороге он думал: «Дела плохи. Напрасно я взялся… Эту серую массу, видать, большевики обработали. Казаков бы на них, в плети бы! Да где же их возьмешь, казаков-то! Эх, времена не те! Придется господам нефтепромышленникам пойти на уступки. А потом убрать этих… Усатого и других крикунов. Иного выхода нет». Обо всем этом он решил серьезно поговорить с Шапоринским и с другими владельцами нефтепромыслов.