Владимир Файнберг - Свет на вулкане

— Ты сам похож на Нептуна. Правда, Иринка?

— Значит, Мая учится в рыбвтузе, я тоже там, только на заочном, на четвертом курсе, и работаю в научно-исследовательском институте. А вот вы, Георгий, кто вы такой?

— Анкетку? Вы же знаете: я с «Космонавта» рыбак, которому вы приехали мешать зашибить длинный рубль.

— Не верь ему, Иринка! Он на оленях ездил, окуня ловил под самой Аляской, бил котиков на Командорских островах!

— Господи боже ты мой! — сказал Георгий, с хрустом отламывая клешню краба. — Для вас все это экзотика, а здесь — нормальное дело. Сейчас сайровая путина, зимой захочу — полечу на Рижское взморье или в Москву. Сниму номер в «Украине», погуляю немного. Захочу — наоборот, зазимую в тайге с охотниками, достану собаку, ружьишко у меня есть, транзистор тоже. Мы — люди немудреные.

— Бросьте трепаться! — Ирина нахмурилась. — Поза. Никогда не поверю, чтоб вы не учились.

— Что? Еще заметно? Учился, учился. Даже в вузе. Всего четыре года назад. Зачеты. Семестры. Деканат. Я просто сошел с конвейера.

— Что ты говоришь? С какого это конвейера? — удивилась Мая.

— Скучного. На котором и вы все двигаетесь. Ясли. Детский сад. Школа. Вуз. Дворец бракосочетаний. И так далее, до гроба.

— На каком же этапе вы с него сошли? На первом?

— Ир, он же серьезно. Как ты можешь шутить?

Георгий улыбнулся, положил Мае на тарелку очищенную крабью клешню; как ребенку, пододвинул кусок хлеба.

— Никогда не относись, Маечка, ко всему слишком серьезно.

— Почему?

— Например. Вспомни — над всеми нами висит атомная бомба… Кстати, книжку я принес. — Он вытащил из-под свитера «Жизнь в лесу». — Это не про лесников, даю слово. И не ерунда, хоть и не про Эйнштейна.

— Спасибо, — сказала Мая. — А знаете, что я вам сейчас скажу? Здесь, в бараке, есть одна тетка, она работает по две смены и еще своего сына заставляет банки протирать. Совсем в раба превратила.

— Раба зовут Васька, я с ним знакома и должна ему папиросу, — сказала Ирина.

— Но детям же запрещено работать на заводах!

— Не подумай только сказать так начальству, — усмехнулся Георгий, наливая спирт себе и Ирине. — Ковынев дает план, этим с утра до ночи занят. Чихать он хотел на твою женщину с сыном! А потом, зачем портить ей бизнес? Опять же длинный рубль зашибает. И ей хорошо, и государству полезно.

— Этого не может быть! Не может быть нашему государству польза от детского труда! Обязательно пойду к Ковыневу.

— Смешно, — сказал Георгий, чокнулся с пустым Маиным стаканом и выпил. — Вот вы, милые, добрые девушки, вы знаете, конечно, что такое хорей?

— Конечно, — ответила Ирина, — стихотворный размер.

— Вот-вот. Вы во всем идете от книг. Хорей — это еще и шест. Погонять оленью упряжку. В жизни всё грубее. В жизни приходится иметь волосатую лапу. А вы приехали сюда, на Край Света, с экспериментиками разными, размахиваете молочными крылышками. Знаете, зубки у младенцев молочные? Выпадут. Так и эти красивые крылышки…

— Майка, двенадцатый час. Тебе завтра на завод.

— Я же во вторую… Еще немного. Не сердись.

Мая сидела за столиком, придвинутым к подоконнику, где стояли вымытые после пиршества тарелки. Она пыталась читать «Органическую химию». Хотя лампочка вместе с длиннющим шнуром была подвешена на вбитый в раму окна гвоздь и прикрыта обложкой «Огонька», Ирина не спала.

Но выхода не было. Или заниматься каждый вечер с девяти до часу, или все пойдет прахом.

«Химия» была раскрыта всего на шестой странице. Мая уткнула подбородок в кулак. Рядом лежала «Жизнь в лесу» Г.-Д. Торо.

Мая снова и снова думала о том, что произошло после пира.

Она пошла проводить Георгия до спуска с горы. Было еще светло. И он сказал, что недалеко есть водопад. В нем живут маленькие форели. Она пошла с ним в заросли и дальше без тропы, куда-то косо вверх на другую сопку. По дороге он накинул ей на плечи куртку, и кусты стали цеплять его за свитер. После короткого подъема среди веток, корней и каменных глыб открылся срывающийся с отвесной стены вулкана водопад и озерцо под ним, кипящее от брызг. Она спросила:

«А где же форели?»

Он серьезно сказал:

«Сейчас будут».

И протянул руки к ней, обнял. Она зажмурилась.

Но он, оказывается, просто полез во внутренний карман своей куртки, достал там несколько фанерок с намотанными на них лесками разной толщины и крючками и сказал, что нет в жизни лучшей забавы, чем рыбная ловля. А потом выстругивал своим страшным ножом длинный прут для удочки и вдруг задал неожиданный вопрос: что она думает насчет того, что сейчас все больше мужчин свободное время отдают рыбалке? И есть даже многотысячные общества «Рыболовов-спортсменов».

Ничего она об этом не думала.

Он же сказал, что, по его скромному мнению, и рыбалка, и болельщики на футболе и хоккее — это все для того, чтобы не думать ни о чем серьезном, а чтоб время убивать. И вдруг так серьезно посмотрел на нее. А потом дал прут с привязанной леской и крючком. Наживил крючок какой-то букашкой. И пока Мая пыталась ловить, а форель все время косо поддергивала леску, подсечь рыбу не удавалось, он стоял сзади и спрашивал: где и с кем она живет во Владивостоке, сколько лет бабушке и сколько Леньке. Чуть ли не допрос вел. Но отвечать было интересно и жутко, потому что непонятно, зачем это.

Шумел водопад. И брызги летели.

Потом он взял у нее удочку, попробовал подсечь сам. Он сказал, что для такой форели у него слишком велик крючок, и засмеялся чему-то своему, И тут же подсек рыбку в красных крапинках. Но она сорвалась в воздухе и снова упала в кипящее озеро под водопадом. И он с досады чертыхнулся.

И вдруг она поцеловала его в шею. Потому что ниже Георгия на голову. И вообще сама не ожидала. Он больно взял ее за плечи, серьезно посмотрел в глаза.

«Маечка, — сказал он хрипло, — только сейчас я понял, как одинок. Зверски был одинок».

И, неловко привстав на цыпочки, она погладила его по голове.

Потом они в сумерках продирались обратно вниз, он рассказал, что ездил в Ленинград хоронить свою мать — бывшую балерину, рассказал о своем детстве, о том, что больше у него никого нет.

«Послушай, я люблю тебя», — сказала она на прощание.

И сейчас, вспомнив эти свои слова, все, что произошло, Мая глубоко и счастливо вздохнула.

— Майка, ну тебя к черту! Давай спать, — снова сказала Ирина, поворачиваясь на кровати.

— Сейчас.

— Ты же все равно не занимаешься.

— Да, — призналась Мая, раскрывая вместо учебника «Жизнь в лесу». — Я думаю.

— О чем?

— О Георгии.

— Нечего тебе о нем думать, Маечка. Очень неприятный тип, циник какой-то. И эта его модная борода… У них у всех, у кого начинает не хватать волос на голове, отращивают их на подбородке.