Владимир Файнберг - Свет на вулкане

Она увидела вокруг внимательные, настороженные лица.

— Вы знаете, — начала Ирина, — у нас в научно-исследовательском институте за последние годы разработана одна идея. И меня прислали к вам проверить…

Но тут ее грубо перебил голос Георгия:

— Сегодня мы для идеи будем ловить или для плана?

В глазах капитана и всех остальных рыбаков Ирина прочла тот же вопрос.

— Сегодня для плана, — сказала она, — и для идеи.

— Тогда все ясно, — хлопнув рукой о стол, сказал тралмейстер. — А то брешут, будто переоборудоваться станем и вообще не разбери-бери, цыганское посольство! А тут рыба пошла!

…Поспать до вечера Ирине так и не удалось.

После обеда капитан, до которого, видимо, уже дошли слухи, что Иринин муж — журналист, завел ее в свою каюту и молча выложил на стол толстый вахтенный журнал.

Это был дневник.

Часа три просидела Ирина в капитанской каюте, просматривая записи за несколько лет.

Записи попадались самые разные.

…Когда выбираешь на сельдяном лове сеть из океана, приходится сеть встряхивать, трясти, чтобы часть улова, запутавшегося в ячейках, освободить. И при этом у части рыбы отлетают голова, жабры. Такая (в общем, отличная селедка) называется техническая рвань. Ее матросы тут же выбрасывают за борт. Так за борт улетает до 20 % улова. А по всем судам что выходит? Выходит — сотни и тысячи центнеров! Вся беда в том, что за тех. рвань деньги не платят, лишают премиальных — одним словом, делают все, чтоб мы сознательно шли на преступление — выбрасывается за борт отличнейшая сельдь…

Ирина вспомнила о нестандартных кусочках сайры, о которых рассказала ей Майка, и прочла дальше:

…Когда видишь, что ты не один в дураках, примиряешься со своей участью.

«Самая трудная работа с теми, кто ищет себе легкую работу, — сказал на собрании первый штурман Паша Галимов. — Я думаю, среди нашей команды таких нет».

«Команда наша что орлы, только надо, чтоб фортуна к нам повернулась, повезло бы!» — сказал тралмейстер Островский.

Штурман покосился на тралмейстера и с упреком сказал:

«Значит, на бога надеешься, на удачу?

А еще коммунист!»

«На бога я не надеюсь, а на удачу — да!»

Записей в таком роде было много. Капитан выходил на мостик, снова возвращался в каюту, заглядывал Ирине через плечо.

Одна из последних записей гласила:

…В команде появился новый рыбак Георгий Городецкий — башковитый, нелюдимый парень. Раньше ходил на «Драконе», сейчас вернулся из Ленинграда с похорон матери. Он вызывает на откровенность. Почему-то рассказал ему о своем прошлом, даже этот дневник показал. Команда, кроме тралмейстера, относится к нему хорошо, с любопытством.

Когда она дочитала последнюю страницу, Палыч снял морскую фуражку, взволнованно пригладил седые вихры, сел сбоку у стола и приготовился слушать.

Ирина смутилась.

— Я ведь не журналист. Не знаю, что вам сказать. — Она поняла, что капитан втайне мечтает опубликовать свой дневник. — Тут много интересного, например, про «техническую рвань». Эту проблему, по-моему, в принципе можно решить, как решаем сейчас проблемы сайры.

Она взялась было за свои чертежи, но капитан перебил ее, как Ковынев в первый день на острове.

— Вы знаете, я дневник до вас только Георгию Городецкому давал, есть у нас тут такой грамотный моряк. Так он не советует мне его продолжать, говорит — бесполезно… Вы мне адрес своего мужа оставьте, может, все-таки польза какая от моей писанины будет. — Капитан спрятал дневник в стол, поглядел в иллюминатор, встал и добавил: — А как вы думаете, есть мне смысл писать?

— Не знаю. Наверно, есть, — сказала Ирина. — Только тут важно — ради чего писать. А что Георгий вам говорил?

— В том-то и дело, — непонятно сказал капитан, надевая фуражку. — Вы бы пошли поспали перед ночью. Только запритесь на ключ, а то не дадут покоя. Пойдемте, провожу.

Ирина взяла чертежи, вышла с капитаном в коридор и почувствовала, как пол ушел из-под ног и снова вернулся. Она схватилась за поручень, ведущий вдоль стены коридора, и двинулась вперед.

— Шторма сегодня не будет, — успокоил ее капитан.

Справа шли узкие двери кают. За одной из них смутно слышалась музыка.

— Стойте, давайте-ка расскажите нам о делах. — Капитан постучал в дверь.

— Ну, кто там? — раздался голос Георгия.

Двухместная каюта была полна табачного дыма.

На койке с сигаретой в зубах лежал Георгий. Рядом на табурете стоял небольшой магнитофон. Музыка была классическая, старинная — играл орган.

Разглядев за капитаном высокую фигуру Ирины, Георгий выключил музыку, поднялся с койки:

— Ну что, Палыч, уяснили идею?

— Ты бы иллюминатор хоть приоткрыл, — сказал капитан, — никакой видимости. А вы, инженер, входите, входите! Я человек уже тугой на соображение, может, вы нам с Георгием и поясните, что к чему.

— Пожалуйста, — сказала Ирина, садясь и оглядывая прокуренную каюту.

Над койкой Георгия в чехле висело ружье и фотография собаки-лайки. Рядом с подушкой лежала большая перламутровая раковина, полная окурков. На столе высилась стопка книг.

Над другой койкой висела гитара и портрет киноактрисы Ларионовой в молодости.

Георгий молча раскрыл иллюминатор, швырнул за борт мусор из раковины, убрал с табурета магнитофон. Ирина расстелила на столе чертежи. Сдвигая в сторону книги, с недоумением прочла на корешке одной: «Индийская философия»…

Оба они, не перебивая, слушали ее больше часа.

За иллюминатором стало совсем темно. Георгий встал, включил свет.

Когда же Ирина сообщила, что на днях должны прибыть специальные приборы для установки на «Космонавте», Георгий нахмурился, а капитан взглянул на часы и сказал:

— Ну что ж, теория теорией, а ужинать надо. Поужинаем — и на мостик. Видно, придется вам нынче не поспать.

Ночной мир океана был полон скрытой жизни.

Под двумя длинными люстрами, выставленными с правого и левого борта, виднелась лишь бегущая назад фосфорически-зеленая вода с взлизами белоснежной пены.

Но скопления глубоководных водорослей, собранных течением в узкие бурые ленты, да всегда неожиданные мощные всплески в стороне заставляли угадывать и ночной поход ската, и глубинную битву осьминогов с китом — всю тайную жизнь потревоженной светом океанской толщи.

В рубке «Космонавта» было полутемно. Лишь слабый отблеск лампочки, освещающей картушку компаса, падал на спокойное лицо Георгия, стоящего у электрического штурвала, на капитана, время от времени приникающего к резиновому раструбу локатора. Кроме них, в темном углу у своего прибора угадывался очкастый гидроакустик с наушниками на голове — ждал, когда сайра скажет ему: «Я под килем!»