Евгения Басова - Изо [litres]

– Моя школа, – сказала Катя. – Ну, старая. Еще немцы пленные строили.

Катя перевела Свету через кольцо, назад от горы, и они углубились в гущу пятиэтажек. Одну они стали огибать под самыми окнами, и Света ежилась: дома ей сколько говорено было, что мало ли кто что захочет бросить из окон. Катя остановилась у окошка на уровне их коленок. Оно было открыто, и внутри горел свет.

– Сможешь залезть? – спросила Катя.

Света ответила:

– А дверь?

Катя сказала:

– Ну, это обходить надо!

И уже прикидывала, как Света влезать станет, советовала:

– Ты ногами вперед лезь, а то внутри высоко. Сперва ногами на стол, а потом спрыгнешь.

Но стол под ногами не нащупывался. Света задела что-то, оно упало с шумом, и тут же она ощутила руки у себя на поясе, сразу сдавившие ее и потянувшие вниз. Она громко вскрикнула.

– А вот так, вот так! – загрохотало над ней. – Пищишь – и пищи! Уши я тебе пооборву, отпадет охота через окно лазить!

Перед ней в желтом свете лампы стоял сутулый морщинистый человек в рабочем халате – видно, хозяин здесь – и спрашивал:

– Где живешь? Где твои мама, папа?

Катя показалась в окне под потолком. И в глазах ее сверкнули искорки любопытства и даже, как Свете вспоминалось потом, радости и торжества. И Света со стыдом гнала от себя это воспоминание. Катя не могла радоваться, когда ей было страшно! Ей, Свете, такое только почудиться могло. И, значит, с ней было что-то не так, раз ей такое про Катю почудилось.

– Максим, это со мной, – произнесла наконец Катя.

И Максим сразу разжал руки на Светиных плечах и сказал Кате:

– А я знаю, что ли, что с тобой? Стоит и молчит.

И потом до вечера Катя поддразнивала Свету и спрашивала у Максима:

– Скажи, Максим? Стоит как немая, да? Ты чуть не пристукнул ее!

А Света и без того помнила, как мама упрекала ее – мол, она не знает, как говорить со старшими.

Кружок занимал большую сырую комнату, в углу стояли библиотечные стеллажи, за ними кто-то шуршал бумагой, и еще несколько мальчишек мастерили что-то деревянное возле другой стены, один забивал молотком маленькие гвоздики. На Свету с Катей никто внимания не обращал. Катя, держась небрежно, говорила Максиму:

– Спроси, спроси у нее. Она хоть что при тебе нарисует!

И Света пугалась: как она сможет рисовать под чужими взглядами?

– Что ты умеешь? – спросил Максим.

И она испуганно ответила:

– Кошек!

Потому что если она задумывала нарисовать кошку, то у нее и получалась почти всегда кошка, а не кто-то еще. Правда, кошка могла оказаться не такой, как она хотела, а какой-то другой.

– А, кошек… – протянул Максим и кивнул на стеллажи. – Там возьми бумагу, краски, что нужно.

И пошел к мальчикам.

За стеллажами в полумраке она чуть не наступила на какие-то листы, свернутые в трубку, поддала их ногой, и из-за полок раздалось:

– Это моя бумага, это я себе нашел!

Свете достался небольшой неровно оборванный кусок, который норовил тоже свернуться; кое-как она разложила его на полу. Краски были сухие, Катя принесла воды в банке. Надо было рисовать, чтобы хоть что-нибудь делать здесь; на листе обоев уже вырос целый кошачий город, дома походили на деревья с большими кронами, и, ползая по полу, Света не сразу почувствовала, что на нее смотрят, не сразу увидела рядом ноги – несколько человек вместе с Максимом стояли возле нее.

Максим сказал:

– Гляди-ка, и правда рисует.

А потом добавил:

– Нам как раз надо сделать стенд.

И Света не переспросила, что надо сделать.

Максим велел ей ходить каждый день, и Катя на обратном пути говорила:

– Хитрый! Если мы все дни к нему будем ходить, кто станет веревку плести? Он, что ли, будет приходить помогать? – И определяла: – К нему – послезавтра!

Света спрашивала:

– А он не заругает нас?

Катя отвечала беззаботно:

– Как хочет. Хочет – пускай ругает.

Назавтра Катя не пришла в школу. Какая-то женщина заглядывала в класс на математике, спрашивала ее, и потом на перемене велели остаться всем и встать тем, кто дружит с Катей. Все оглянулись на Свету, и она одна встала. Женщина взяла ее за руку выше локтя, было больно, ногти царапали через школьную форму.

– Где твоя подружка? – спросила женщина.

Кира Львовна, математичка, начала:

– Вы не можете без родителей…

Женщина оборвала ее:

– Я в вашем присутствии. Я знаю, как говорить с ними. – И наклонилась к Свете: – Где Катя?

Света разглядывала ее лицо – прищуренные глаза смотрели твердо и требовательно, так, будто Света сделала что-то такое, чего никогда раньше не делала. Или они с Катей сделали что-то вместе, а что – Света забыла.

– Я на работе, – то ли ей, то ли Кире Львовне сказала женщина. – Мне надо разыскать Катю Трофимову.

Света громко заплакала при всем классе. И женщина, уперев в нее сощуренные глаза, стала говорить совсем другим голосом:

– Ну зачем же, чего ты испугалась, девочка, я же твоей подружке помочь хочу, мы все вместе хотим помочь Кате.

Она огляделась и улыбнулась классу.

– Все видят, что на тебя не кричат, тебя не бьют. Ты, наверно, сама по себе плаксивая, так? – и она задорно кивнула задним рядам, спросила у кого-то про Свету: – Что, любит поплакать? Плаксочка она у вас?

А потом сунула ей в руки какой-то листок и сказала:

– Пусть Катя обязательно позвонит по этому телефону. Скажи ей, что не надо бояться, что мы не кусаемся! – и, растянув рот улыбкой, опять оглядела всех. – Если Катя не выйдет на связь, то завтра мы с тобой будем думать, как нам встретиться с ней, договорились?

Это значило, что женщина хочет прийти снова.

После уроков Света дошла до Катиного дома и долго нажимала на звонок, а потом медленно пошла к себе.

Во дворе Катя помахала ей из песочницы, подзывая.

– Ты что так поздно идешь, пятый урок когда кончился, – выговаривала она Свете. – Я жду, жду! Скоро уже эти все во двор повылезут, Нинка с командой. Пошли к тебе!

Света сняла школьную форму и разогрела обед, и думала о том, что все делает правильно, и до чего же вкусный суп у нее дома, какое в нем мясо, какие овощи – перец, морковка, цветная капуста, и как хорошо, что Катя пришла к ней! Они вместе поедят вкусного супа! И Катя расскажет ей, что они вместе сделали, из-за чего в школу приходила женщина с требовательными узкими глазами, и станет совсем не страшно.

– Мать забрали, – сказала Катя. – Они с Андреевной поучили Нифонтову. Из-за нее же теперь у всех заработок упадет!

– Как – поучили? – спросила Света.

Катя пожала плечами.

– Вроде сотрясение мозга у нее. И зубы передние вышибли, отсюда и досюда, – Катя широко улыбнулась. – Теперь все, что заработала, на зубы у нее пойдет!

Света медленно осознавала, что Катина мама выбила Нифонтовой зубы, и они у той больше не вырастут – у взрослых не вырастают, и надо будет отдавать за новые зубы деньги, те самые, которые семейство Нифонтовой заработало все вместе, когда намотало веревки больше всех.