Александр Соколовский - Неутомимые следопыты

— Так ты, значит, из тех самых мест…

— Из тех самых, откуда ж еще… Хи-хи… Из тех самых, где Макар телят не гонял. Вот теперь срок свой отбыл… Хи-хи…

Словно от какого-то внезапного толчка сковывавшее меня оцепенение вдруг рассеялось. Бежать!.. Мчаться подальше от этого страшного места, где в кромешной тьме сошлись бывший фашистский шпик и бывший полицай, — вот что было моим первым порывом. Ведь стоит мне только сделать одно неловкое движение, как те двое кинутся сюда, обыщут все закоулки… Я уже поднял ногу, чтобы, опустив ее, начать потихоньку пробираться к выходу, как вдруг сердце мое — тук-тук! — стукнуло тревожно и беспокойно. «А Женька? — спросило оно. — Как бы на твоем месте поступил Вострецов? Разве он или Митя стали бы трусливо удирать, зная, что только они могут открыть имя предателя? Тук-тук-тук!.. Нет, ни Женька, ни Митя, ни молчаливый Игорь, ни маленький выдумщик Федя, ни толстый Тарас, ни застенчивая Настя — никто из твоих товарищей-следопытов не подумал бы в эти минуты об опасности. С каким презрением отвернулись бы они от тебя, если бы узнали, что ты трусливо удрал, когда надо было непременно увидеть предателя, чтобы потом, узнав его в лицо, указать на него всем, всем людям и крикнуть громко: «Вот он!..»

Так выстукивало мое сердце. И, опустив ногу, я снова прижался к холодным кирпичам. «Да, да, — ответил я своему сердцу. — Я знаю. Я не боюсь. Я пойду за ними. Я найду место, где скрывается предатель».

Шаг за шагом я стал пробираться к провалу, светившемуся звездами. Едва голоса умолкали, я замирал в самой неожиданной, нелепой позе.

— Так ты что же, грозить мне приехал? — зловеще проговорил бас.

— Зачем грозить, господин Сивый? Я… хи-хи… свою линию имею…

— Какая же такая твоя линия?

— Очень даже простая. Я, значит, хи-хи… сохраняю тайну, а вы… хи-хи-хи… Сами понимаете, какой мы народ… Откуда у нас будет на жизнь, если… хи-хи… добрые люди не помогут…

— Сколько? — коротко и деловито спросил Сивый.

Наступила пауза. Я замер, подняв ногу и для устойчивости зацепившись рукой за стенку. Так я и ждал, когда хихикающий голос назовет цену. Цену за то, чтобы сохранить тайну негодяя, предателя, фашистского шпиона и убийцы. Но я ничего не услышал. Очевидно, бывший полицай показал Сивому сумму на пальцах.

— Рехнулся, что ли! — гаркнул бас. — Да у меня и денег-то таких нет!

— Я, господин Сивый, торговаться не привык… — произнес полицай. — Не хотите — не надо… Я в другое место пойду. Там мне, может, денег и не дадут, а спасибо скажут. За разоблачение бывшего агента немецкой разведки… Между прочим, здесь, в развалинах, днем, а иногда и по вечерам ребятишки собираются. Следопытами себя называют. Мне, господин Сивый, сами понимаете, не очень-то удобно с моими документами в гостиницы соваться. Так я временно тут поселился. Иной раз лежу, а подо мной макушки… Занятно бывает послушать… Про партизан говорят. Я понял так… хи-хи… что те ребятишки какие-то бумаги в лесу нашли… И стали разыскивать людей, которые здесь, при гитлеровцах, в оккупации жили. Между прочим, частенько… хи-хи… про вас поминают… Не по имени, конечно… А так говорят: хорошо бы, мол, узнать, какой негодяй… хи-хи… извиняюсь, отряд фашистам выдал…

Пока бывший полицейский разглагольствовал, я успел переползти к краю оврага и притаился там в кустах бузины.

— Ну так как же, господин Сивый?.. — веселился бывший полицай. — Может, хи-хи… ребятишкам сказать? А по мне лучше полный расчет — и ту-ту!..

— Ладно, — произнес наконец Сивый. — Будь по-твоему. Пойдем ко мне. Там и получишь все сполна.

— Как будет угодно. Как угодно, — заюлил полицай. — К вам так к вам…

И вдруг что-то произошло. Приготовившись выскочить из овражка, чтобы неприметно пойти следом за ними, я увидел, как один — тот, что был повыше ростом, — взмахнул рукой. Другой как-то странно засипел, и тотчас же исчезли оба. Раздался громкий треск веток. Я подумал, что Сивый и полицай спустились в овраг и для чего-то бросились по нему бегом. Сердце мое застучало. Это оно, мое сердце, частыми и звонкими ударами вытолкало меня из овражка, и я кинулся туда, где трещали ветки.

Внезапно впереди замелькали огни. Раздался повелительный окрик: «Стой!» Грянул выстрел, еще один… В тот же миг я споткнулся обо что-то мягкое и упал, невольно вытянув вперед руки. Правая моя ладонь скользнула в какой-то луже, густой и липкой. Рядом с моим ухом раздалось тихое бульканье, словно кто-то полоскал горло. И я догадался, что упал, споткнувшись о тело человека, и что лужица, в которую попала моя рука, — это кровь… В ужасе вскочил я и кинулся прочь, не разбирая дороги. Но чьи-то очень сильные руки вдруг схватили меня, в лицо мне ударил яркий сноп света. И, почти теряя сознание, я услышал изумленный возглас:

— А это кто?

Другой голос, очень-очень знакомый, с удивлением произнес:

— Кулагин!

— Там… Там… Предатель… Сивый!.. — кричал я, вырываясь и стуча зубами. — Поймайте его!.. Поймайте!.. Он уйдет!..

Голос мой прерывался. Я замолк, тяжело дыша. Стучало в ушах, знобило.

Кто-то наклонился надо мной. Я даже лица не разобрал.

— Успокойся, Сергей, — звучал над моим ухом взволнованный голос. — Все в порядке. Никуда он не уйдет.

Дальше все было как в тумане. Я слышал перекликающиеся голоса, фырканье автомобильного мотора. При свете сильных фонарей я видел, что какие-то люди поднимают с земли тело человека. Его пронесли совсем близко от меня. Луч фонаря скользнул по его запрокинутому лицу, и я сразу узнал эти скулы, обтянутые кожей, темные впадины глазниц. Это был незнакомец, которого я несколько раз видел на улице, — «Мертвая голова»…

С трудом соображал я, что происходит вокруг. Подошел кто-то в военной форме, протянул какой-то предмет…

— Вот, товарищ капитан. Нашли в кустах. Видно, этим и убил. Профессиональный удар. Без ошибки…

В руках у военного нож. Я пригляделся внимательней. Неужели тот самый?! Мурашки пробежали по спине. Нож с широким лезвием и с деревянной рукояткой, в которую вделаны блеснувшие в луче фонарика буквы «G» и «R»…

В этот ранний час берег реки был пустынным. Солнце только что поднялось из-за бугра и застряло в кустах, запутавшись среди густых веток. Песок еще не нагрелся, и мы с Женькой сидели, поеживаясь от холода и глядя, как, фыркая, бултыхается в воде Левашов, недавно приехавший сюда.

Почти две недели прошло с той страшной ночи. Меня полуживого привезли домой незнакомые люди. Три дня я провалялся в постели — меня била нервная лихорадка. Но все в конце концов проходит. Первым, кого я узнал, когда предметы стали принимать обычные очертания, был Женька. Он сидел возле моей кровати на стуле.