Лев Квин - Икс, Игрек, Зет

Все с живым интересом посмотрели на Саню.

Поезд тронулся, и почти сразу же появился Боря.

— Ну как? — спросил Саня.

Боря покачал головой: не пришел.

— Может, сел в другой вагон?

Боря пожал плечами: не знаю.

Вошли новые пассажиры. Запыхались, садились уже на ходу.

— Не мешай, пацан, не стой в проходе.

Подталкиваемый ими, Боря прошел в соседнее отделение. Саня остался один.

— Значит, историк?

Саня посмотрел вверх. С полки свесилась всклокоченная огненно-рыжая голова.

— Так… Не совсем, — скромно ответил он. — Пока только в кружке.

— Все равно — историк! — весело сказал обладатель рыжей шевелюры. — А раз историк — значит, коллега. А раз коллеги — значит, давай руку.

Сверху опустилась крепкая, вся усеянная веснушками, рука. Саня осторожно пожал ее.

— Вы историк? — спросил он.

— Почти. Археолог.

Саня встрепенулся. Археология — как интересно! Раскопки на месте древних поселений, удивительные находки, загадочные письмена…

— Разрешите нескромный вопрос, коллега, — поблескивая веселыми глазами, сказал рыжий археолог. — Что именно из истории вас больше всего интересует в Подгорске: нижний палеолит или мустьерская эпоха?

Саня решил не ударить в грязь лицом.

— Дореволюционное время. Купеческий быт. Там жил такой купец — Федор Федоров, — пояснил он.

— Купеческий быт? — Археолог удивленно присвистнул. — Вот не думал, что эта старая рухлядь может заинтересовать историка наимладшайшего поколения.

Такой выпад нельзя было оставить без ответа.

— Историю интересует все, что происходило в прошлом, — нашелся Саня.

Прозвучало очень солидно! Пассажиры переглянулись, заулыбались.

— Ого! — рыжий археолог рассмеялся — ему тоже понравился Санин ответ. — А не скажешь ли, коллега, что известно истории про данное купеческого звания лицо?

— Почему? Можно сказать… Он сначала жил в разных там иностранных городах, а потом приехал сюда. У них теплоходы были. Личные, — подчеркнул Саня.

— Пароходы, — поправил археолог. — Теплоход — это напластование более поздних времен.

— Ну, пароходы, — согласился Саня, слегка покраснев. — И еще дома. Интересные такие — с круглой башней, со шпилем.

— Смотри-ка! — удивленно воскликнул один из пассажиров. — Уж не наш ли «немецкий дом»? Возле реки, да, хлопчик?

— Не знаю. — Саня виновато поежился и пояснил торопливо: — Я еще не был в Подгорске.

Тут заговорила тихая пожилая женщина в очках, сидевшая рядом с краснощекой теткой:

— Правильно, это и есть бывший дом Федорова.

Саня сразу оживился:

— А как к нему пройти?

— От вокзала по главной улице — прямо и прямо.

— Лучше автобусом, — стали советовать пассажиры. — Далеко.

— Можно и автобусом, до реки. А там сам увидишь — вправо от моста. В крайнем случае, спроси «немецкий дом» — у нас его все знают.

— Почему немецкий? — заинтересовался археолог. — Его что, немцы строили?

— Нет. Просто башня и шпиль похожи на каски немецких солдат — они носили такие в первую мировую войну, — пояснила женщина.

— А строил дом сам Федоров. — Саня не удержался от соблазна блеснуть своими знаниями. — Он учился на архитектора В Париже и Берлине.

— Гляди-ка! История! — Краснощекая тетка с уважением посмотрела на Саню. — Одно слово — наука.

Старик, сидевший у окна, вздохнул и заскрипел, как немазаная телега:

— Да, хорошо жили купцы. Десять рублей, сто, тыща — это было для них раз плюнуть. Сами жили и другим жить давали.

Саня возмутился.

— Как так давали? Они же были самые настоящие эксплуататоры!

Старик полоснул по нему взглядом.

— Ишь ты — плутаторы! В школе, что ли, так учат выражаться?.. Ну, плутовали, а как же иначе в ихнем деле? Но зато люди какие! Угодишь ему — в малости какой-нибудь: ну, дверь вовремя откроешь — и получай красненькую. Красненькую! Это тебе не как сейчас: копеечный народ!

— А не угодишь ему — и получай пинка в спину, — произнес с верхней полки, подделываясь под тон старика, рыжий археолог. — Тоже не как сейчас!

— Тебя бы пнуть не помешало! — Узловатые пальцы старика крепко стиснули край скамьи. — Ой, не помешало бы!

— А тебе, дед, видно, перепало от них красненьких! — Археолог соскочил с полки — он был еще молодой: лет двадцать пять — двадцать семь — и присел, дымя папироской, на корточки против старика. — Или сам, случаем, бывшего купеческого звания?

— Первой гильдии, — добавил Саня.

Он напряженно наблюдал за стариком. Может, правда, купец?.. Вдруг сам Федоров? И тоже едет в Подгорск за книгой?

Тот разозлился, затряс головой. Седой войлок на ней приподнялся и встал торчком, как петушиный гребень.

— Научили вас, вот вы и поете! А ведь купцы, они хоть какие были, но от людей не хоронились. Вот я, вот мой товар, вот моя цена. Хотите — берите, хотите — нет. А сейчас что? Купцов ругают: плутаторы, плутаторы! А сами? Глянь: все полки уставлены мешками да чемоданами. Вот и выходит: они плутаторы, а вы спекуляторы.

Археолог опешил от такого неожиданного выпада.

— Кто спекулянты?

— А все!

Глаза старика, словно в нору, ушли глубоко под седые брови и сверкали оттуда затравленно и зло.

— Вон хоть она, которая тут воевала! — он ткнул пальцем в сидевшую рядом с ним краснощекую тетку. — Видал, сколько всего везет!

Наступило неловкое молчание. Саня опустил глаза. И не ответишь ничего этому противному деду! У тетки, в самом деле, полным-полно всего.

— Про меня ты? — взвизгнула вдруг краснощекая тетка: до нее только сейчас дошло, про кого ведется речь. — Я-то спекулянтка?

Она кинулась к своим сеткам и сумкам.

— Нате, смотрите, люди добрые! — В открытой сумке золотисто переливались крупные пшеничные зерна. — «Лютесценс семьсот пятьдесят восьмой»… А вот здесь «Скала». А это «Барнаульская сорок вторая». Сорок три центнера с гектара дала…

Тетка, распалясь, развязывала все новые узелки. И всюду пшеница, пшеница, пшеница…

— Стар ты дед, а совести нет! — Она выпрямилась и, уперев руки в бока, посмотрела на старика с таким презрением, что он не выдержал, отвернулся. — С сортоиспытательного участка я, в отпуск еду в свой родной колхоз, новые сорта везу в подарок. — Тетка уже обращалась не к старику, а ко всем остальным. — А он — спекулянтка! Тьфу!

Все кругом засмеялись. Саня тоже смеялся: громко, весело. Вот молодчина тетка, вот молодчина! А ведь сначала он тоже подумал…

Разве? Ничего подобного! Он ничего не подумал. Он знал, что она хорошая, знал с самого начала.

Старик сделал вид, что все это его не касается. Он шумно высморкался в руку и вытащил из кармана грязный носовой платок. Затем достал из-под лавки свой мешок, вынул краюху хлеба с салом и демонстративно стал жевать, не глядя на пассажиров.