Лев Квин - Икс, Игрек, Зет

— В городскую библиотеку. У меня приятель был, знающий парень, тот их тоже смотрел. Ценнейшие, говорит, книги… Да так и пропал человек. А ведь, кажется, куда уж лучше, чем он был.

— Федоров?! — удивился Саня.

— Да нет! Парень этот, Василь Сергунов.

— Тоже у Федорова работал?

— Нет, он из студентов. Только не учился — сослали его сюда, в наш город. Репетитором нанимался к богатым сынкам, натаскивал дубовые лбы по разным там наукам — надо же было чем-то жить. Да и то сказать; все, что получал, товарищам своим отдавал, тоже сосланным — чахоточным или которые с семьями, с детишками. Скажешь ему: «Что ты, Василь, сам ведь впроголодь маешься!». А он смеется: «А ты накорми! Даром, что ли, я повара себе в приятели взял»… И вот, поди ты, случилось же с ним такое недоброе.

Старичок замолчал.

— Что? — сразу спросил Саня.

— Да так… Подпольную типографию выдал кто-то при белых. Всякое болтали.

— Неужели он?

— Не знаю я. Не знаю…

Старичок вдруг помрачнел, ушел в себя, стал неохотно отвечать на вопросы ребят.

Им ничего не оставалось, как встать и проститься.

Выйдя от мастера-повара, Саня и Боря взглянули друг на друга и, не сговариваясь, припустили со всех ног в центр города. Там, напротив Госбанка, они, когда выходили из столовой, видели вывеску городской библиотеки.

Но, увы! Библиотека была на замке. «Работает с 11 до 7», — прочитали они на двери.

— Дяденька, который час? — остановил Саня прохожего.

— Половина девятого.

Поезд в Южносибирск отправлялся в половине первого ночи.

В распоряжении ребят оставалось всего четыре часа.

Они шли на вокзал.

Саня молчал, подавленный новой неудачей. Подумать только! Драгоценности купца Федорова лежали, быть может, в каких-нибудь двух-трех метрах от них, за кирпичной стеной библиотеки.

Первым заговорил Боря.

— Ну и ладно! Зато я одну вещь придумал. У меня птицекрылья будут летать сами. С помощью ультразвуковых сигналов. Ты думаешь, очень сложно?

Саня не отвечал. У него созревало важное решение.

— Ты слушаешь? Надо только…

— Останемся до завтра, — перебил Саня.

— С ума сошел! Тебя же будут искать.

— Может, и не будут. Подумают, что я еще у тебя. А вечером приедем.

Боря упрямо засопел.

— Ну и оставайся! Я уеду.

— Ты пойми, Борька! Когда мы еще сюда выберемся!

— Все равно уеду.

Обычно в таких случаях Саня быстро шел на попятную. Но теперь, когда позади остался бурный день, полный поисков, надежд и разочарований, он возмутился:

— Уезжай, пожалуйста! Без тебя справлюсь! Тоже мне член Таобоскоа! Какой-то несчастный ультразвук для него важнее борьбы с колонизаторами…

Они молчали до самого вокзала. В зале ожидания Саня нашел укромный уголок, вынул оставшиеся деньги и отсчитал четыре рубля.

— Вот, возьми! Можешь бежать за билетом.

— Кассу открывают за час до отхода поезда, — невозмутимо сказал Боря, забирая деньги. — Я пока посплю.

Он улегся на свободную скамью, подобрал под себя ноги и тотчас же закрыл глаза.

Саня сел на другой конец скамьи. Спать не хотелось — впереди была еще целая ночь. Он прислушался к разноголосому вокзальному шуму:

— …Не посмеют, у нас такие ракеты…

— …Ничего, пусть себе дует! Ветер тучку нагонит, тучка снегу насыплет, снег хлеба прибавит…

— …Цельнометаллические — эти надежные: перевернутся, а целые…

— …Ферзь у меня вот здесь стоял…

— …Если снова начнут волокитить с изобретением — напишу в Цека…

— …Здесь, у нас, на базаре, все дешевше…

Десять часов вечера… Что сейчас дома? Наверное, сидят у телевизора. Мама, папа и Димка… Даже если фильм до шестнадцати, все равно он сидит. Сане не разрешают, а Димка выклянчивает. «Ну, мамочка, ну, папочка, пожалуйста! Я же все равно ничего, ну, совсем ничего не понимаю!». Потом приходит к Сане в детскую и сыплет взахлеб: «Он ему — р-раз! А этот ему — р-раз! ...И почему до шестнадцати, не понимаю? За весь фильм так и ни разочка не поцеловались!».

А вдруг они узнали, что он уехал? Мама плачет, папа ходит из угла в угол… Почему он всегда так расстраивается? Подерется Саня с кем-нибудь во дворе — переживает, кричит. Двойка — то же самое…

А так папа хороший, очень хороший!

Вон как было, когда они с Димкой решили подготовить ему сюрприз на день рождения. Копили, копили, втайне от всех, наверное, целый месяц. Потом пошли в магазин, купили два галстука — один зеленый, другой красный. Яркие-яркие… Вечером, когда папа пришел с работы, они отдали ему подарок и поздравление — Саня написал текст, а Дима нарисовал дом с одним окном и огромной синей трубой, из которой валил розовый дым. Папа расцеловал их, сказал, что таких красивых галстуков он в жизни не видел, и велел маме устроить праздник. Они ели пирожные, пили лимонад и крутили пластинки. А потом, через несколько дней, они узнали, что папин день рождения ровно на месяц позже. Саня и Димка напутали, но папа не захотел огорчать их и ничего не сказал.

А те галстуки он так еще ни разу и не надел. Говорит, что бережет для особо торжественного случая…

В зале ожидания народу прибавилось. Стало жарко. Саня вышел на улицу. Там было темно и холодно. Сильный ветер раскачивал фонарь у входа, и он ржаво скрипел, то укорачивая, то снова удлиняя тень от столба. Где-то в черной пасти ночи, словно разыскивая друг друга, жалобно блеяли тепловозы.

Сане стало не по себе. Он вернулся к людям.

Билетную кассу давно уже открыли. Хвост быстро укорачивался.

Надо разбудить Борьку. Ладно, пусть еще поспит. Успеет!

Репродуктор что-то угрожающе рявкнул хриплым пиратским голосом, и пассажиры устремились к выходу. От дверей потянуло холодом. Началась посадка.

— Боря! — тихо позвал Саня. — Борька!

Боря не отзывался. Саня не стал его больше будить. Что он — обязан? Не встает, и не надо!

Так Боря проспал до самого отхода поезда. И лишь после того, как отгромыхала последняя пара колес последнего вагона, он открыл совсем не сонные глаза и улыбнулся.

— Ты не очень улыбайся! Поезд-то проспал. Я тебя будил-будил…

Саня думал, что Боря вскочит, замечется. Но он спокойно лежал на скамье и продолжал улыбаться.

— Знаю, как ты меня будил. Я же не спал!

— Ну да!

— Я все слышал. И как ты на улицу выходил, и как шептал одними губами: «Боря… Борька»… Чудак! Разве так будят?

Саня обрадовался.

— Значит, решил не ехать?

— Оставь тут тебя одного, задаваться потом будешь сто лет… Ох, и настырный ты, Санька! Я думал, ты все-таки не останешься.

Саня шмыгнул носом, неестественно зевнул и произнес сквозь зевок:

— Спать как охота.

— И мне, — тотчас же отозвался Боря. — Когда спишь, не так есть хочется.

Саня привалился к спинке скамьи и закрыл глаза.