Джастин Маркс - Книга джунглей. История Маугли

Король Луи тяжело катился вслед за беглецом, круша по дороге своими могучими лапами все новые и новые колонны.

– Ты мой, слышишь? – завывал Луи. – Ты мой!

Времени на раздумья не было. Над головой Маугли увидел узкое окно в стене, подтянулся и выпрыгнул в него. Человеческий детеныш еще летел по воздуху, когда в то же окно со всего маху врезалась огромная лапа Луи. Стена треснула, проломилась, и обезьяний король застрял в этой щели. Намертво.

Раздались дикие, испуганные крики сотен прятавшихся в храме бандерлогов, над головой Маугли качнулась громадная тень. Это был не орангутанг, это была крыша храма.

Уцелевшие колонны уже не могли больше удерживать на себе ее колоссальный вес, и каменный свод рухнул вниз, похоронив под собой всех, кто еще оставался в храме – и орангутанга, и его верных бандерлогов. Раздался гул, и над превратившимся в груду камней храмом высоко взметнулась туча пыли. Храма больше не было. Эпоха правления Луи закончилась вместе с королем – быстро и бесславно.

ОБЕЗЬЯНЫ НАКАТЫВАЛИ серыми волнами.

Визжа от ярости, они сыпались отовсюду, бросались на Багиру и Балу. Пантера и медведь отчаянно сражались, но нападавших бандерлогов было слишком много, и обезьяны постепенно одерживали верх.

А затем раздался грохот.

Багира инстинктивно повернул голову в ту сторону, откуда долетел оглушительный гул, и увидел груду камней, в которую превратился огромный храм.

– Маугли! – закричал Багира, но его крик утонул в грохоте камней. Пантеру охватил ужас, он впился в него, словно голодный шакал.

Схватка прекратилась – Багира, Балу, бандерлоги замерли на месте, глядя на руины храма.

– Маугли... – прошептал Балу.

Над руинами в небо поднялось гигантское облако пыли. Оно закрыло солнце, повисло серой стеной, а затем покатилось над землей, словно разбухшая от дождей, вышедшая из берегов река.

Руины храма, король, человеческий детеныш – все исчезло в этом густом облаке.

Завывая от страха и отчаяния, обезьяны покинули поле боя и помчались к руинам храма на поиски своего повелителя – или что там от него осталось. Багира и Балу двинулись следом за ними.

Бандерлоги уже начали копаться в развалинах храма, раскидывали обломки камней, паническими голосами перекрикивались друг с другом.

– Копай! Ищи его! – крикнул Багира карабкающемуся по камням медведю. – Может быть, он еще жив!

Балу принялся раскидывать камни в стороны, сопя от напряжения, вертя головой по сторонам, в надежде увидеть мелькнувшее среди обломков тело мальчика.

– Если он погиб, я не прощу себе этого, никогда, – тяжело дыша, приговаривал медведь.

– Если он погиб, то это по моей вине, – возразил Багира, помогая медведю откатить в сторону большой, размером с оленя, обломок камня. – Это будет мой позор, не твой.

– Нет, это я заморочил ему голову своими идиотскими идеями, – стонал Балу. – Если бы Маугли оставался с тобой, он прожил бы долгую, спокойную жизнь. Ну, может быть, слегка скучную, но все же... Нет, это целиком моя вина.

– Ладно, мы оба с тобой виноваты, – вздохнул Багира. – Если случилось то, чего я больше всего боюсь, это наша с тобой общая беда и вина, мой друг.

И тут сверху вдруг послышался тонкий голосок.

– Багира!

Пантера и медведь обернулись, подняли головы и увидели человеческого детеныша, стоявшего на ветке росшего неподалеку от руин храма дерева.

– Маугли! – облегченно воскликнул Багира.

– Ура! – закричал медведь, пританцовывая на месте с поднятыми над головой лапами. – Я знал, что ты сможешь сделать это, малыш!

– Стой, где стоишь, – приказал Багира и поскакал по камням. – Мы идем к тебе.

Но охвативший пантеру и медведя восторг угас, когда они подошли к дереву и увидели, что человеческий детеныш хмуро смотрит на них со своей ветки.

– Это правда? – лишенным выражения голосом спросил Маугли.

– Что именно? – смутился Багира.

– Что Акела мертв?

Вопрос человеческого детеныша тяжело повис в воздухе, наступило молчание. Собственно говоря, слова не были нужны, ответ и так понятен. Маугли казалось, что жизненные силы утекают из него, как вода из прохудившегося бурдюка, еще никогда в жизни он не чувствовал себя таким опустошенным.

– Ты знал, – прошептал Маугли. – Вы оба знали.

Только сейчас Маугли окончательно поверил в то, что Акела мертв. Его убили из-за него, из-за человеческого детеныша. А эти двое знали, и скрывали это от него.

– Мы собирались сказать тебе, – начал было Багира, но замолчал, не зная, как ему продолжать.

– Парень, ты это... Ты держись, мужайся, – добавил Балу, осторожно приближаясь к дереву. Но Маугли отодвинулся от медведя назад на своей ветке, охватившая его боль постепенно перерастала в гнев. Гнев на этих двоих, кого он считал своими лучшими друзьями. Гнев на весь мир. На Шерхана.

Шерхан. Это он убил Акелу. И продолжит убивать всех, кто дорог Маугли, если только...

В глазах Маугли потемнело.

– С этим пора кончать, – твердо заявил он.

– Нет, Маугли, – заволновался Багира. – Не нужно...

– Маугли, – начал Балу, но было поздно.

Маугли повернулся, соскочил вниз и побежал среди деревьев.

Багира ринулся следом, но дорогу пантере перегородили руины храма. Не догнать ему сейчас мальчика, не догнать.

Маугли уже исчез.

ТЕПЕРЬ МАУГЛИ ХОТЕЛ ОБОЙТИСЬ без посторонней помощи.

Он бежал от руин храма, от затерянного среди джунглей города, от всего, что было ему знакомо. Впереди его ждал долгий путь.

Маугли бежал, а мысли тем временем бурлили в его голове словно водопад, мысли и чувства стремительно сменяли друг друга, на мгновение вплывая на поверхность сознания, чтобы тут же вновь уйти в глубину под грузом новых мучительных вопросов.

Гнев боролся в сердце Маугли с печалью, и каждое из этих чувств стремилось взять над ним верх. Маугли чувствовал себя преданным теми, кому он верил. Чувствовал себя отверженным Стаей, которая вырастила его и воспитала. Даже Акела бросил его, покинул этот мир, так и не дав ответа на многие вопросы, не оставив ему выбора.

Маугли чувствовал себя никому не нужным. Все чего-то от него требовали, однако никто не признавал его своим сыном, своим настоящим другом, своим спасителем. Он не был одним из них, принадлежал только самому себе. Это значит, что он должен писать историю своей жизни сам, а не под чью-то диктовку.

Проглядывавшее сквозь густую листву небо постепенно темнело, наливалось багрянцем – приближалась ночь. На западе показалась тонкая оранжевая полоса заката, ненадолго окрасившая своим янтарным светом вершины деревьев. День угасал, но работа, которая предстояла Маугли, только начиналась.