Н Огнев - Исход Никпетожа

— Но с какой же все-таки стати? — спросил я.

— А как же, над нами все смеются, даже песенку сложили:

Я засмеялся.

— Вот и ты теперь смеешься, — заметила Вера. — А нам тогда вовсе было не до смеху. Мы и удрали.

— Куда же?

— Мы у одной тетки поселились в «Грязной Слободе».

— Что же вы там делали?

— Мы сначала не ходили в университет, а потом пришлось итти — за стипендией. Там на нас набросились подруги по комнате. Потом выследили, где мы живем, и на следующее утро к нам заявляется целый трибунал. Как принялись они нас отчитывать. И что мы не общественницы, и что мы недостойны звания студенток, и что пора сбросить с себя всякие мещанские привычки. Мы обозлились еще хуже, но тут один парень сумел-таки нас пронять. Он сказал, что если мы и впали в уклон, то это еще ничего, только не следует себе из этого уклона создавать фетиш. — Вы, — говорит, — понимаете сами, что с вами случилось скверное, и себя за это казните. Это хорошо, что вы так относитесь, с такой критикой, к своим проступкам. Но из этого еще не следует, чтобы вы носились со своими проступками, как бабы с яблоками от милиционеров. Все бы уже давно забыли про ваши похождения, если бы вы сами этому не препятствовали.—Чем же мы препятствуем?— спросила я этого парня. — Да всем своим поведением,— сказал этот парень. — Вот вы уехали. Само собой разумеется, что все болтают: почему они уехали, здесь пища для разговоров находится. А если бы вы взглянули на все деловым образом, то вы остались бы жить в общежитии, и никто бы об этом не говорил. — Так он нам доказал логически, что уезжать было нельзя, и мы с Нюркой переехали в общежитие обратно.

— Так все и обошлось?

— Обошлось, только тройка содействия нам поставила на вид, что если мы еще раз повторим такую штуку, то лишимся и общежития и стипендии.

— Конечно, правильно, — сказал я, — много народу чорт знает где ночует, а две взбалмошных вертихвостки себе позволяют такую гадость. Я бы просто вас выгнал вон без всякого возврата.

— Это ты только так говоришь, — ответила Вера.— Ты ведь не забывай, что с нами ужас что делалось. Эта тетка, у которой мы поселились, стала приставать к нам, что она нас хочет познакомить с какими-то «вполне приличными денежными кавалерами», и мы хорошо понимали, что это скользкая дорожка, на которую мы становимся. Мы с Нюркой приходили ночью сюда в общежитие и в коридоре ревели. Один раз до утра проревели. Мы были такие дуры, что хотели прямо поступить в проститутки и думали, что мы это сделаем принципиально, а когда вернулись в общежитие, — весь этот туман рассеялся. А когда над нами смеялись, — мы сами хохотали вместе с ними. Так все это кончилось.

Произошла неприятная история, так что мне, должно быть, не придется больше ночевать в «Можайке». Дело было вот как.

Сегодня вечером, когда все пришли с занятий, вдруг опять за стеной раздаются болезненные крики. Тогда я встал и говорю карелу:

— Вайма, пойдем.

— Эй, ребята, лучше не ходите, — говорит Корсунцев.

Но Вайма взял зачем-то с собой швабру, и мы двинулись. Я вышел в коридор и постучался в дверь к Петрову. Там сразу замолчали, потом мужской голос спрашивает:

— Кто?

— Соседи, — отвечаю я.

— Что вам нужно? — спрашивают из-за двери. При этом слышно, что Петров подошел и стал у самой двери.

— Что у вас за крики? — спрашиваю я.

— А вам какое дело? Вас это не касается.

— Нет, касается. Если эти крики не прекратятся, я отправлюсь в отделение.

— Да кто это такой? — спрашивает Петров и распахивает дверь. — Хотел бы я знать, что это за новые порядки? Вламывается какой-то скот и начинает распоряжаться.

— В морда, в морда дай, Рябцев, — говорит сзади Вайма и выставил швабру вперед, как копье.

— Нет, ты это кончи, товарищ Петров, — говорю я. — Иначе плохо будет.

— Посмотрим, кому раньше плохо будет, — отвечает Петров. — Я вот сейчас схожу к коменданту и выясню, кто ты такой. Как-будто тебя раньше здесь в общежитии и не было?

Тут он рванулся было по коридору, но Вайма подставил швабру, а Петров в темноте не заметил, зацепился и трахнулся на пол.

— А, еще и очки разбили, — зарычал он, шаря по полу. — Ну, хорошо же... хорошо же...

И побежал по коридору. Тут только я заметил, что из нашей комнаты высыпали все ребята — и смотрят. В это время жена Петрова, которая до сих пор пряталась, вдруг выходит к двери и говорит плачущим голосом:

— Ну, чего вы лезете не в свое дело, ну, чего? Вас еще не спрашивали?

— Вы, товарищ, как сознательная вузовка, —сказал я, — должны соблюдать свои права, а не допускать мужа до мордобойства.

— А! Убирайтесь вы все к чорту! — воскликнула жена Петрова и захлопнула дверь перед самым моим носом.

—Ну, что взял, Рябцев? — спрашивает насмешливым голосом Корсунцев. — Теперь она ото всего отречется, и ты же первый останешься в дураках.

В это время по коридору сыпет комендант. Сзади него, словно слепой ковыляет Петров и кричит:

— Вот эти самые произвели нападение на мою комнату!

Пришлось мне итти в канцелярию и там давать об’яснения. Вернулся я оттуда только сейчас с предписанием завтра же утром покинуть общежитие. И, кроме того, Петров грозился подать в народный.

Корсунцев, хотя и не спит, отвернулся и со мной не разговаривает. Ну, и чорт с ним совсем. Я в нем разочаровался.

Теперь я пишу уже на новом месте, а именно в том общежитии, где живет Ванька Петухов. Здесь свободной койки нет, поэтому я ночую на полу. Конечно, я Ваньке всю историю, происшедшую со мной в «Можайке», рассказал. Ванька и говорит:

— Что ты вмешался в это поганое дело — это, конечно, ничего; так и следовало. Но вот то, что ты никак не можешь найти себе твердой базы и из-за этого страдает твоя общественная установка,—это плохо. Ты как можно скорей добивайся общежития, а то, ведь, от нас тоже могут попросить.

Рядом с Ванькой, на соседней койке, живет один тип, с которым Ванька постоянно ругается и называет его «Быком». Бык тоже учится в инстнархозе, только, как мне кажется, больше думает о своих мускулах, чем об народном хозяйстве. По крайней мере, я его ни разу не видел с книгой в руках; зато каждое утро он перед всей компанией хвастается своими бицепсами:

— Захочу, — говорит, — любого из вас через крышу переброшу.

— А, что ты этим докажешь? — спрашивает Ванька.

— То и докажу.

Потом у него на языке постоянно какой-то «принц Умбалла», он, должно быть, что нибудь читал про этого принца или видел в кино. По крайней мере, достаточно этому Быку увидеть какой бы то ни было пустяк, — он сейчас же приплетает «принца». А из всех глаголов Бык, кажется, знает только один, а именно: «вкалывать». Если его, например, спросить, когда он по утрам делает гимнастику: