Владимир Грусланов - Дорогие реликвии

Боевое знамя красногвардейцев было полностью восстановлено.

…В 1930 году в большом зале Центрального клуба железнодорожников собрались сотни рабочих и служащих, участников революции 1905 года, Февральской и Октябрьской революций. Председательствующий на торжественном собрании объявил:

— К нам прибыла делегация бывших красногвардейцев, участников обороны Петрограда в тысяча девятьсот девятнадцатом году, освобождавших захваченную врагом территорию и громивших банды белогвардейцев генерала Юденича и Булак-Булаховича.

В зале загремели аплодисменты. И едва они стихли, раздалась звонкая команда: "Встать! Смирно! К выносу боевого знамени готовсь!" Эту команду подал бывший командир отряда Григорий Антонович Томчук. Зал замер. Взоры всех устремились к раскрытым входным дверям.

— Шагом марш!

Вслед за знаменосцем по залу строем прошла группа бывших красногвардейцев. Знамя отряда внесли на сцену. Двое красногвардейцев встали в почетном карауле. Позже знамя было передано в Музей Великой Октябрьской социалистической революции в Ленинграде, где оно и хранится по настоящее время. А документ — свидетельство Лужского уездного исполкома о награждении отряда знаменем находится в Москве, в Музее революции.

шел по улицам только что освобожденной от фашистов Риги, любуясь архитектурой старинных зданий. Меня окликнул какой-то человек:

— Товарищ командир!

Я оглянулся и остановился.

— Простите, что задержал вас… Иду я следом и наблюдаю, как вы внимательно осматриваете строения… Невольно подумал: наверное, вы архитектор или художник.

— Нет, просто впервые увидел древний город. Вот и любуюсь.

Незнакомец сказал, что он художник, окончивший Петербургскую Академию художеств. Мы разговорились. Художник вытащил из сумки несколько камей, выполненных из полудрагоценных уральских камней — малахита, орлеца, яшмы и других. Глянул я на них и сразу почувствовал, что эти изделия несомненно из собрания знаменитых камней Петергофа. Перевернул тыльной стороной — там сохранились инвентарные номера музея. Оказалось, что во время оккупации Риги немецко-фашистские захватчики заставили всех, кто имел отношение к искусству, сортировать и укладывать награбленные в храмах и музеях под Ленинградом сокровища для отправки в Германию. Разузнав все, я немедленно телеграммой сообщил в Смольный о месте, где немцы спрятали награбленные сокровища.

Так были спасены многие художественные ценности из Петергофа и других пригородов Ленинграда.

Освобожденная от гитлеровских захватчиков столица Польши — Варшава представляла собой страшную картину.

Весь город лежал в развалинах. Особенно пострадали центральные улицы города, где находились старинные здания, храмы и памятники.

Многократные бомбардировки и артобстрелы превратили сооружения в огромные горы битого кирпича и рваных железных балок, кровельного железа, черепицы, обгоревших бревен. Только на окраинах города еще кое-где сохранились постройки.

Восточная часть города — правый берег реки Вислы. В прошлом на этом месте находилась крепость Прага, прикрывавшая подступы к Варшаве. В зиму 1944 года здесь шли упорные бои.

Однажды на стене разрушенного дома я заметил объявления немецкого командования о расстреле польских патриотов. Огромные списки фамилий глубоко меня потрясли. Осторожно оторвав несколько приказов оккупантов, я начал их укладывать в офицерскую сумку, чтобы при первой возможности переслать в Ленинград в Артиллерийский исторический музей. Возле меня остановились двое сержантов. Один пожилой, другой молодой. Они внимательно следили за тем, как аккуратно снимал я обрывки приказов, разорванных и исцарапанных штыками солдат-освободителей.

Узнав, с какой целью я это делаю, они принялись помогать мне. Один из них сообщил, что неподалеку в разрушенном доме живет одинокий старик, в прошлом учитель, у него очень много книг.

— Там наше подразделение… Он у нас на довольствии, — улыбнувшись, сказал пожилой. — Бережем его. По-русски хорошо говорит. Старик сказал, что он родился в том доме, и отец его, и дед… Все были учителями, на многих языках разговаривали. Он совсем одинокий. И нет у него никого из родни… Говорит: "Книги — мои друзья. Вот и решил с ними доживать свой век".

Я попросил сержантов провести меня к хранителю библиотеки. По дороге я завернул к себе и захватил кое-что из съестного для старика.

Вскоре мы пришли на место. Дом постройки восемнадцатого или начала девятнадцатого столетия. Разрушенные два верхних этажа представляли собой печальное зрелище. Это было нагромождение изрешеченных осколками дверей, перегородок, оконных рам, ломаной мебели, хозяйственной утвари.

Встреча с учителем была трогательна. Станислав Сигизмундович обрадовался моему приходу. Горячо благодарил за внимание к нему со стороны наших солдат и офицеров.

В трех комнатах первого этажа на полках, на полу, на подоконниках стопками лежали книги.

В первой комнате стоял старинный диван красного дерева и три кресла да небольшой овальный столик. Стекол в рамах не было. Окна забиты фанерой и завешены одеялами. Только в первой комнате одно окно было закрыто большими листами чертежной бумаги, через которые проникал слабый свет.

Более полутора часов я пробыл у этого интересного собеседника, который так любовно оберегал собранное тремя поколениями книжное богатство. Теперь, когда Варшава освобождена и будет возрождаться, Станислав Сигизмундович решил передать все сохраненное родному городу.

Он очень просил меня принять в подарок книгу А. С. Пушкина, изданную в Петербурге в середине прошлого века, но я отказался. Ведь впереди еще была дорога на Берлин. А бронзовые медальончики в память А. Пушкина и А. Мицкевича, изготовленные в 1899 году, охотно принял, но тут же предупредил:

— Если возвращусь в Ленинград, передарю их Всесоюзному музею А. С. Пушкина. Да расскажу о нашей с вами встрече.

Крепко пожав руки, мы простились.

В тот же день я был у военного коменданта Войска Польского, полковника Яновского С. Г. и рассказал о встрече с хранителем ценной библиотеки. Комендант поблагодарил меня за заботу об учителе и сказал:

— Мне известно о библиотеке. Дом находится под наблюдением. А старика-патриота поддерживаем.