Аиша Саид - Жизнь Амаль

Внезапно машина резко затормозила.

– Мы ведь еще не приехали? – спросила Гулама Насрин Баджи.

– Мы почти на месте. Дорога перекрыта. Снова забастовка…

– И что же они требуют на этот раз? – Женщина откинулась на сиденье и вздохнула.

– Они выступают против судьи Барси, – сказал Гулам, когда машина медленно двинулась сквозь рев уличного движения. – Во всяком случае, так написано на плакатах.

Я выглянула в окно. На тротуарах и улицах толпились люди с плакатами. Кое-кто держал фотографии судьи, на которых его лицо было перечеркнуто красной краской. На ящике стояла женщина в красном хиджабе. Она подняла рупор и закричала:

– В тюрьму судью Барси!

Толпа принялась скандировать вместе с ней, и от голосов машина завибрировала.

– Вот досада! Судья творит какие-то мерзости, а нам из-за этого приходится торчать в пробке, – пожаловалась Насрин Баджи. – Клянусь, они каждую неделю находят новый повод выйти на улицы!

Я читала о протестах в новостях, но сейчас, когда сама оказалась среди демонстрантов, ощутила в воздухе какую-то энергию. Она проникала в меня даже через закрытые и затемненные окна…

Наконец мы добрались до места. Я выскочила из машины и через арку последовала за Насрин Баджи на базар Анаркали. Воздух был наполнен ароматами самосы и пакоров [9] Пакоры – овощи или фрукты, например бананы, в кляре. .

У нас в деревне был всего один ларек, где продавались закуски. Здесь же, насколько хватало взгляда, прилавок за прилавком выстроились в длинный-предлинный ряд. Люди размахивали руками и старались перекричать друг друга. Мы прошли мимо нескольких магазинов со специями. В каждом продавались куркума и чили, и еще я заметила целые стеллажи с какими-то разноцветными специями, которых раньше никогда не видела.

Мы плыли в бесконечном людском потоке. Люди вокруг шумели, торговались, смеялись, спорили… Вдалеке гудели машины… Казалось, все звуки сливаются в один пульсирующий гул… И люди. Некоторые девушки были одеты, как и я, в шальвар-камизы. Другие носили брюки и блузки. Я видела нескольких женщин, полностью укрытых одеждой – так, что видны были только глаза. Были еще и те, которые преспокойно носили рубашки с короткими рукавами.

Я всегда мечтала о путешествиях в далекие города, но здесь, всего в нескольких часах езды, в Лахоре, чувствовала себя словно на другой планете.

Мы миновали обувной магазин, магазин сумок и еще один, в котором торговали браслетами. Мне хотелось посмотреть все, но я вынуждена была идти рядом с Насрин Баджи, а она отправилась в магазин сари.

Войдя внутрь, я встала у задней стены. Насрин Баджи присела на красную подушку и указала на ряды тканей, висевших вдоль стен. Лавочники принялись доставать рулоны шелка и разворачивать их на полу перед ней. Вскоре весь пол превратился в море зеленого, розового и небесно-голубого цветов. Наверное, им потребовались бы часы, чтобы все снова разложить по местам, но мужчинам, казалось, было все равно. Насрин Баджи просмотрела всевозможные сари и выбрала три.

Я никогда не видела, чтобы кто-то совершал покупки с такой легкостью, как Насрин Баджи. Она просто ходила из одного магазина в другой и указывала на то, что ей приглянулось: золотые серьги, серебряные туфли на каблуках, браслеты с рубинами… И они становились ее собственностью.

Когда мы вернулись в машину, солнце уже садилось. Набила оказалась права насчет сумок – мои руки уже болели от тяжести. Небо вспыхнуло розовым цветом, а затем, пока мы ехали, постепенно сделалось фиолетовым. Когда мы проезжали мою деревню, стало совсем темно. Я посмотрела на школу, освещенную лунным светом. Потом на дом Хафсы. На мой собственный дом…

– Ты не сказала, что Шабнум выходит замуж, – заметила Насрин Баджи.

– Шабнум? – повторила я.

Это была старшая сестра Хафсы.

– Дочь Шауката. В эти выходные. Они взяли в долг немного денег на приданое, хотя оно все равно вышло скромным, учитывая их материальное положение. Разве родители не рассказали тебе об этом?

– Но у меня нет телефона, – ответила я.

– У каждого есть телефон. Почему ты его не взяла?

– Джавад Сахиб забрал его у меня сразу же, как только я к вам приехала.

– Ты хочешь сказать, что с тех пор ни разу не разговаривала со своими родными?

Я помотала головой.

– Бедная твоя мать, она, должно быть, так волнуется! – Глаза моей хозяйки расширились. – Это ужасно. Она заслуживает того, чтобы увидеть тебя и понять, что с тобой все в порядке. В твоем распоряжении будет три дня. Побудешь на празднике, проведешь время с семьей.

– Но позволит ли мне Джавад Сахиб?

– Почему бы и нет? – спросила она. – У тебя есть свободное время. Это твое право.

Я достаточно долго жила в их поместье, но еще многого не понимала. Однако эти раздумья быстро сменились мыслями о родном доме. Насколько сильно я скучаю по знакомому изгибу на кровати? По еде моей матери? По Симе и младшим сестренкам? По моим друзьям?

Я знала, что должна поблагодарить Насрин Баджи. Сказать, как много ее слова значили для меня. Но как мне выразить свою благодарность? Слова застревали в горле. Итак, я смогу побыть дома. Пусть ненадолго, но я смогу вернуться домой!

Можешь ехать быстрее? – спросила я Гулама.

– Я еду не медленнее и не быстрее, чем обычно, – ответил он.

– Но можно же немножко побыстрее, это ведь никому не повредит! Ну пожалуйста!

– А ты заплатишь за ремонт машины, если с ней что-нибудь произойдет? – Он рассмеялся.

– Гулам, – взмолилась я, – только один раз!

Он покачал головой, но потом посмотрел на меня в зеркало заднего вида и подмигнул. Двигатель загудел громче, и теперь пейзаж мелькал быстрее. Вскоре показалась моя деревня. По дальним полям бродили буйволы. Несколько мальчишек пинали на улице выцветший футбольный мяч. Вдруг мяч вылетел на дорогу. Машина резко остановилась. Дети окружили ее и стали указывать на нас пальцами.

Я толкнула дверь. Гулам опустил стекло.

– Куда ты? – спросил он. – Остался всего один квартал.

– Не могу больше ждать! – закричала я. – Спасибо, что подвез!

Я бросилась бежать по дороге. Вот они, знакомые розовые кусты. Потертая входная дверь, как всегда, скрипнула, когда я открыла ее. Когда я вошла в дом, мне показалось, что последние несколько месяцев были просто ужасным кошмаром, который мне приснился, а теперь все кончено, я была дома.

Сафа и Рабия спорили о чем-то у кушетки. Они так увлеклись, что вначале не заметили меня. Я смотрела на их раскрасневшиеся щеки и упертые в бедра руки. Крики девочек эхом отдавались от бетонных стен. Сима чистила огурец у плиты. Она повернулась успокоить их и тут увидела меня. Она ахнула и выронила нож. Тот с грохотом упал на пол.