Лемони Сникет - Тридцать три несчастья. Том 4. Занавес опускается [книги 11-13] [сборник litres]

– И вы не знаете, что с ними? – еще раз спросил Клаус.

Кит покачала головой.

– Я слышала только, как кто-то из Квегмайров выкрикнул имя Вайолет.

Солнышко всмотрелась в лицо отчаявшейся женщины.

– Куигли? – спросила младшая Бодлер. – Или Дункан?

– Не знаю, – ответила Кит. – Простите меня, Бодлеры. Я предала вас. Вам удалось справиться с вашей благородной задачей в отеле «Развязка» – вы спасли Дьюи и остальных, а я не знаю, увидим ли мы когда-нибудь Квегмайров и их товарищей. Я надеюсь, вы простите меня за все мои неудачи и, когда мы встретимся с Дьюи, он тоже меня простит.

Бодлеры грустно посмотрели друг на друга. Они поняли, что пришло время наконец рассказать Кит Сникет всю историю, как она рассказала свою.

– Мы простим ваши неудачи, – проговорила Вайолет, – если вы простите нас.

– Мы тоже предали вас, – подхватил Клаус. – Мы были вынуждены сжечь отель «Развязка», и мы не знаем, удалось ли кому-нибудь спастись.

Солнышко сжала руку Кит в своих ладошках.

– Дьюи мертв, – сказала она, и все они расплакались.

Бывают такие слезы, и я надеюсь, вы еще с этим не сталкивались, когда плачешь не оттого, что испугался чего-то ужасного сию минуту, но из-за всего ужасного, что происходит вообще в мире, и не только с вами, но и со всеми, кого вы знаете, и со всеми, кого не знаете, и даже с теми, кого и не хочется знать, и эти слезы нельзя облегчить ни храбрым поступком, ни добрым словом, облегчить их можно, только если кто-то крепко обнимет вас, когда вы сотрясаетесь от плача и слезы катятся по вашему лицу. Солнышко крепко обхватила Кит, а Вайолет – Клауса, и с минуту четверо уцелевших продолжали плакать, и слезы катились у них по лицу и падали в океан, который иногда считают не чем иным, как вместилищем всех слез, пролитых за всю историю человечества. Кит и дети дали своей печали слиться с печалью всех утраченных ими людей. Они оплакивали Дьюи Денумана, и тройняшек Квегмайр, и всех своих товарищей и опекунов, друзей и союзников, и проступки, которые они могли простить, и предательства, которые смогли пережить. Они оплакивали все человечество, но главным образом бодлеровские сироты, конечно, оплакивали своих родителей, которых им не суждено было больше никогда увидеть, – это они теперь знали твердо. И хотя Кит Сникет не сообщила им никаких новых вестей о родителях, ее рассказ о Великом Неизвестном убедил детей в том, что люди, написавшие все главы повествования «Тридцать три несчастья», навеки канули в Великое Неизвестное и Вайолет, Клаус и Солнышко теперь уже навеки сироты.

– Перестаньте, – сказала наконец Кит, когда слезы ее начали иссякать. – Перестаньте толкать плот. Я не могу больше жить.

– Нет, мы должны продолжать жить, – возразила Вайолет.

– Мы почти уже на берегу, – добавил Клаус.

– Отмель затапливает, – проговорила Солнышко.

– Пускай затапливает, – отозвалась Кит. – Я больше не могу, Бодлеры. Я потеряла слишком много близких – родителей, моего любимого и моих братьев.

При слове «братья» Вайолет кое-что вспомнила и, сунув руку в карман, достала роскошное кольцо, украшенное инициалом «Р».

– Иногда потерянные вещи находятся в самых неожиданных местах, – сказала Вайолет и поднесла кольцо к глазам Кит.

Отчаявшаяся женщина сняла перчатки и взяла кольцо дрожащей рукой.

– Оно не мое, – сказала она. – Оно принадлежало вашей маме.

– А до этого оно принадлежало вам, – сказал Клаус.

– Его история началась еще до нашего рождения, – отозвалась Кит, – и продолжится после нашей смерти. Передайте кольцо моему ребенку, Бодлеры. Пусть он станет частью моей истории, даже если сразу осиротеет и останется один-одинешенек в целом мире.

– Он не останется одинешенек, – с возмущением возразила Вайолет. – Если вы умрете, Кит, мы вырастим вашего ребенка как своего.

– Лучшего я и желать не могу, – тихо ответила Кит. – Назовите новорожденного именем кого-то из ваших родителей, Бодлеры. В обычае нашей семьи давать ребенку имя кого-то из умерших.

– В нашей тоже, – сказала Солнышко. Она вспомнила, как отец сказал ей это, когда она спросила, как ее зовут.

– Наши семьи всегда были тесно связаны, – сказала Кит, – хотя нам и пришлось жить вдали друг от друга. Но теперь мы наконец вместе, как одна семья.

– Тогда давайте мы вам поможем, – сказала Солнышко, и Кит Сникет, всхлипывая и задыхаясь, кивком дала согласие, и Бодлеры принялись толкать громаду приоритетных вещей к берегу острова, куда в конце концов прибивает все.

В это время большая лодка исчезла за горизонтом, и дети в последний, насколько мне известно, раз бросили взгляд на островитян. Потом они уставились на книжный куб и попытались сообразить, каким образом раненой, беременной и отчаявшейся женщине удастся перебраться в безопасное место, чтобы родить ребенка.

– Вы можете спуститься вниз? – спросила Вайолет.

Кит помотала головой.

– Больно, – сказала она хриплым, сдавленным голосом.

– Мы можем отнести ее, – предложил Клаус, но Кит снова покачала головой:

– Я слишком тяжелая. Вдруг вы меня уроните и ребенок пострадает?

– Мы можем что-нибудь изобрести, на чем доставить вас на берег, – сказала Вайолет.

– Да, – подхватил Клаус, – мы сбегаем в чащобу и найдем что-нибудь полезное.

– Уже некогда, – проговорила Солнышко, и Кит согласно кивнула.

– Ребенок вот-вот родится, – сказала она слабым голосом. – Найдите кого-нибудь, кто бы помог вам.

– Мы тут одни, – ответила Вайолет, но в ту же минуту она и остальные Бодлеры повернули головы в сторону пляжа – туда, где они когда-то нашли плот, – и увидели, как из палатки Ишмаэля выбирается единственная личность, о которой они не пролили ни слезинки.

Солнышко соскользнула вниз, на песок, не выпуская из рук кастрюли, и трое Бодлеров побежали вверх по склону к судорожно передвигающейся фигуре Графа Олафа.

– Привет, сироты, – прохрипел он еще более скрипучим и грубым из-за действия мицелия голосом. Платье Эсме свалилось с его костлявого тела, он полз по песку в своей обычной одежде. Одной рукой он держал раковину с сердечным, а другой держался за грудь. – Вы явились склониться перед королем Олафленда?

– Нам не до ваших глупостей, – отрезала Вайолет. – Нам нужна ваша помощь.

Граф Олаф удивленно поднял бровь.

– Вам нужна моя помощь?! – спросил он. – Что же случилось со всеми здешними болванами?

– Они бросили нас, – ответил Клаус.

Олаф захрипел жутким образом, и дети не сразу поняли, что он смеется.

– Ну и как вам яблочки? – просипел он, желая в данном случае сказать: «По-моему, так ситуация исключительная».

– Мы дадим вам яблок, – Солнышко показала на кастрюлю, – если поможете.

– Не надо мне ваших яблок. – Олаф попытался сесть, все так же хватаясь за грудь. – Мне нужно ваше наследство, которое оставили вам родители.