Лемони Сникет - Тридцать три несчастья. Том 4. Занавес опускается [книги 11-13] [сборник litres]

Управляющий имел в виду, что несколько глотков чаю дадут детям силы, столь необходимые для тяжких испытаний, и дети решили, что это, наверное, Франк, раз он оказал им подобную любезность.

– Вы так добры, – сказала Вайолет.

– Извините, что без сахара, – сказал управляющий.

– Ничего-ничего, – сказал Клаус и, быстро перелистав записную книжку, нашел запись разговора с Кит Сникет. – «Чай должен быть горьким, словно полынь, и острым, словно шпага», – прочитал он.

Управляющий коротко и непостижимо улыбнулся Клаусу.

– Пейте чай, – сказал он. – Через несколько минут я зайду забрать вас на заседание.

Франк, если, конечно, не Эрнест, закрыл дверь и оставил Бодлеров одних.

– Почему ты процитировал слова Кит про чай? – спросила Вайолет.

– Я подумал – вдруг он использует шифр, – ответил Клаус. – И решил дать ему правильный ответ – вдруг что-нибудь да будет.

– Непостижимый, – заметила Солнышко.

– Здесь все непостижимое, – вздохнула Вайолет, наливая чаю брату и сестре. – Дошло до того, что я не могу отличить благородного человека от негодяя.

– Кит говорила, что единственный способ отличить негодяя от волонтера – это за всеми наблюдать, – сказал Клаус, – но нам это совсем не помогло.

– Сегодня нас будет судить Верховный суд, – сказала Вайолет. – Может быть, судьи нам помогут.

– Или подведут, – сказала Солнышко.

Старшая Бодлер улыбнулась и стала помогать Солнышку обуться.

– Жаль, родители не видят, как ты подросла, – сказала она. – Мама всегда говорила: тот, кто начал ходить, готов повидать мир. – Вряд ли при этом она имела в виду кладовку в отеле «Развязка», – сказал Клаус и подул на чай, чтобы он быстрее остыл.

– Что она имела в виду, неизвестно, – сказала Вайолет. – Это еще одна загадка, которую нам не разгадать.

Солнышко отпила чаю, который был и в самом деле горьким, словно полынь, и острым, словно шпага, хотя у младшей Бодлер пока имелось мало опыта по части металлического оружия и серебристых ароматических растений семейства сложноцветных, которые добавляют в некоторые тонизирующие напитки.

– Мамочка и папочка, – сказала она, помедлив, – и отравленные дротики?

У старших Бодлеров не оказалось времени на ответ, поскольку в дверь снова постучали.

– Допивайте чай, – велел не то Франк, не то Эрнест, – и завязывайте себе глаза. Скоро начнется заседание.

Бодлеры поспешно последовали указаниям то ли волонтера, то ли негодяя и быстро допили чай, завязали шнурки и закрыли глаза кусками ткани. В следующий миг они услышали, как дверь 121-го номера открылась и к ним шагнул либо Франк, либо Эрнест.

– Вы где? – спросил он.

– Тут, – ответила Вайолет. – Разве вы не видите?

– Нет, конечно, – ответил управляющий. – У меня тоже глаза завязаны. Берите меня за руку, и я отведу вас на суд.

Старшая Бодлер пошарила перед собой и нащупала большую грубую ладонь. Клаус взял за свободную руку Вайолет, а Солнышко – Клауса, и таким манером детей вывели из 121-го номера. Выражение «слепой слепца ведет», как и выражение «слепое правосудие», обычно не понимают буквально, поскольку оно в простых словах обрисовывает сложную ситуацию, когда те, кто облечен властью, знают не больше тех, кем они руководят. Однако, как выяснили Бодлеры, пока их вели через вестибюль, если человек с завязанными глазами ведет людей с завязанными глазами, ситуация оказывается столь же сложной. Детям из-за повязок ничего не было видно, а в зале стоял оглушительный гвалт, так как все искали знакомых, натыкались друг на друга, налетали на мебель и стены. Кто-то ткнул Вайолет в глаз корявым пальцем. Еще кто-то принял Клауса за некоего Джерри и страстно обнял, прежде чем понял свою ошибку. А кто-то третий наткнулся на голову Солнышка, решил, будто это расписная ваза, и попытался засунуть ей в рот зонтик. Бодлеры услышали, как, перекрывая гул толпы, часы пробили двенадцать настойчивых «Не так!» – и поняли, что проспали довольно долго. Уже настал полдень среды, а значит, до четверга, а с ним и до прибытия благородных друзей и союзников Бодлеров осталось совсем немного.

– Внимание! – Голос судьи Штраус послышался совсем близко и прозвенел над толпой, сопровождаемый стуком судейского молотка, при помощи которого судьи добиваются всеобщего внимания. – Внимание! Сейчас начнется заседание! Прошу всех занять свои места!

– А как нам занять свои места, – спросил какой-то мужчина, – если мы их не видим?

– Пошарьте руками! – посоветовала судья Штраус. – Правее. Дальше. Дальше. Дальше. Даль…

– Ой!

– Не так далеко, – сказала судья. – Вот! Садитесь! Остальные – делайте как он!

– А как же нам делать, как он, – спросил другой мужчина, – если мы его не видим?

– Можно подсмотреть? – спросил еще кто-то.

– Ни в коем случае! – сурово ответила судья Штраус. – Наша система правосудия несовершенна, но другой у нас нет. Напоминаю, что три судьи Верховного суда не завязывают себе глаза, и если вы станете подсматривать, то будете виновны в неуважении к суду! Кстати, слово «неуважение» означает принижение или отказ от признания достоинств…

– Я знаю, что значит слово «неуважение»! – сказал голос, который Бодлеры не узнали.

– Я разъяснила значение этого слова ради Бодлеров, – сказала судья Штраус, и дети склонили головы в том направлении, откуда доносился голос судьи, хотя сироты прекрасно знали, что означает слово «неуважение», с тех самых пор, когда Дядя Монти водил их в кино. – Бодлеры, три шага направо. Еще три. Еще один. Ага! Вот и ваша скамья. Садитесь, пожалуйста.

Бодлеры сели на одну из деревянных скамей, которые стояли в вестибюле, и услышали шаги управляющего, который оставил их одних и нырнул в толпу рассаживавшихся постояльцев. Наконец, судя по гулу, все так или иначе уселись, и после нескольких ударов молоточка и призывов к вниманию толпа умолкла. Судья Штраус начала заседание.

– Добрый день, дамы и господа и все прочие слушатели, – сказала она. Ее голос доносился откуда-то спереди и справа от Бодлеров. – До сведения Верховного суда дошло, что некие злодеяния остались безнаказанными и что злодейство продолжается и достигло настораживающих масштабов. Мы планировали провести заседание в четверг, однако после смерти мистера Денумана стало ясно, что в интересах правосудия и всех благородных людей суд должен состояться раньше. Мы выслушаем всех до единого свидетелей и раз и навсегда установим, кто несет ответственность за вышеупомянутые злодеяния. Виновные будут переданы в руки властей, которые дожидаются нашего решения у входа в отель и обязаны следить, чтобы во время заседания никто не сбежал.

– Да, кстати, – добавил Граф Олаф, – после заседания все приглашаются на мою остромодную вечеринку с коктейлями! Я буду особенно рад состоятельным дамам!