Лемони Сникет - Тридцать три несчастья. Том 4. Занавес опускается [книги 11-13] [сборник litres]

– Что бы нам такое сделать? – шепнула Вайолет. – Как ты думаешь, Солнышко, может, сумеешь наловить нам рыбы?

Младшая покачала головой.

– Нет наживки, – ответила она. – Нет сети. Глубоководное ныряние?

– Не думаю, – отозвался Клаус. – Тебе не стоит нырять без соответствующего снаряжения. Могут встретиться какие угодно зловредные существа.

Бодлеры поежились, вспомнив об одном таком, встреченном ими во время пребывания на подводной лодке «Квиквег». Собственно, дети видели лишь извилистую фигуру на экране радара, похожую на вопросительный знак, но капитан подводной лодки объяснил им, что это нечто пострашнее самого Олафа.

– Клаус прав, – согласилась Вайолет. – Не надо тебе нырять. Клаус, нет ли у тебя чего-нибудь такого в записях, что поможет нам отыскать кого-нибудь из наших?

Клаус закрыл книжку и покачал головой.

– Боюсь, что нет. Кит говорила, что собирается наладить связь с капитаном Уиддершинсом и встретиться с ним у определенного пучка водорослей. Но даже если бы мы знали, у какого именно, нам все равно не добраться туда без навигационных инструментов.

– Пожалуй, я бы сумела сделать компас, – проговорила Вайолет. – Требуется только кусочек намагниченного металла и коротенькая ось. Но может, нам не следует присоединяться к другим волонтерам. В конце концов, мы причинили им массу неприятностей.

– Это верно, – согласился Клаус. – Не исключено, что они вовсе не обрадуются нам. Особенно если мы появимся вместе с Графом Олафом.

Солнышко бросила взгляд на негодяя, все еще возившегося с дощечкой.

– Если не… – сказала она.

Вайолет и Клаус обменялись нервными взглядами.

– Что «если не»? – задала вопрос Вайолет.

Солнышко на мгновение замолчала и оглядела свою форму посыльного, оставшуюся со времен работы в отеле.

– Столкнуть Олафа за борт, – прошептала она.

Старшая сестра чуть не вскрикнула, и не только от самих слов Солнышка, но и от того, с какой легкостью представила себе этот коварный поступок. Вытолкнув Графа Олафа за борт, Бодлеры могли бы плыть дальше одни, без его вмешательств, без угроз выпустить медузообразный мицелий. Не надо было бы делиться с ним остатками бобов, а если бы они добрались до Кит Сникет и до Квегмайров, то не привели бы с собой Олафа. Молча, с тревогой они повернули головы в сторону кормы, где, перегнувшись за борт, Олаф сдирал табличку.

Все трое Бодлеров с легкостью представляли себе, как просто было бы толкнуть его посильнее, чтобы негодяй потерял равновесие и бухнулся в воду.

– Олаф без всяких колебаний столкнул бы в воду нас, – прошептала Вайолет так тихо, что младшие едва расслышали ее слова. – Мы ему нужны, чтобы управлять лодкой, а то бы он давно это сделал.

– Г. П. В. тоже, наверное, не задумались бы, – добавил Клаус.

– Родители? – вопросительно произнесла Солнышко.

Бодлеры снова обменялись встревоженными взглядами. Недавно дети узнали еще об одном таинственном факте из жизни родителей, из их туманного прошлого. Связанный с ними слух касался какой-то коробки с отравленными дротиками. Вайолет, Клаус и Солнышко, подобно всем детям, хотели бы верить только хорошему о своих родителях, но время шло, и у них появлялось все больше сомнений на этот счет. Сиротам не хватало компаса, но не того, который упоминала Вайолет. Она имела в виду навигационный компас, который помогает определить нужное направление во время плавания по океану. Но Бодлерам-то требовался нравственный компас, а он заключен в каждом человеке, в его мозгу или в сердце, и он подсказывает, как правильно поступить в том или ином случае. Навигационный компас, как известно любому умелому изобретателю, состоит из кусочка намагниченного металла и коротенькой оси, но устройство нравственного компаса представляется не столь ясным. Одни считают, что нравственный компас дан человеку от рождения, как аппендикс или отвращение к червям. Другие считают, что нравственный компас развивается со временем, по мере того как человек узнает о поведении других людей в результате собственного жизненного опыта или чтения книг. Как бы то ни было, нравственный компас – прибор тонкий, и по мере того, как люди взрослеют и отваживаются встретиться лицом к лицу с окружающим миром, им часто становится все труднее и труднее понять, куда направлена стрелка нравственного компаса, и все тяжелее определить, как поступить правильно в том или ином случае. Когда Бодлеры впервые встретились с Графом Олафом, их нравственный компас ни за что бы не посоветовал избавиться от этого ужасного субъекта, вытолкнув его из собственной башни или переехав Олафа его собственным автомобилем. Но теперь, стоя в «Кармелите», сироты колебались, решая, как поступить с этим негодяем, который перегнулся через борт и наклонился настолько низко, что легкий толчок мог бы отправить его в водяную могилу.

Однако вышло так, что Вайолет, Клаусу и Солнышку не пришлось принимать решение, ибо в этот момент, как и много раз в жизни Бодлеров, решение было принято за них: Граф Олаф выпрямился и торжествующе ухмыльнулся.

– Я – гений! – провозгласил он. – Я разрешил все наши проблемы! Глядите!

Негодяй ткнул назад большим толстым пальцем, и Бодлеры, заглянув за борт, увидели, что надпись «Кармелита» исчезла, а на ее месте появилась табличка с надписью «Граф Олаф», тоже прикрепленная клейкой лентой еще к одной табличке под ней.

– Переименование лодки не решает ни одной нашей проблемы, – устало проговорила Вайолет.

– Вайолет права, – поддержал сестру Клаус. – Мы по-прежнему не знаем места назначения, и у нас нет способа навигации и нет провианта.

– Если не… – добавила Солнышко, но граф Олаф прервал ее, захихикав с хитрым видом.

– Какие же вы все тупицы, – сказал он. – Поглядите на горизонт, олухи, видите, что приближается! Ни места назначения, ни способа навигации нам не нужно – мы поплывем туда, куда нас понесет! Пресной воды мы скоро получим больше, чем выпили бы за всю жизнь!

Бодлеры устремили взгляд вдаль и увидели, что имеет в виду Олаф. По небу, растекаясь, точно чернила по ценному документу, надвигалась громада черных туч. Среди океана всегда может налететь свирепый шторм, а этот шторм обещал быть особенно свирепым – свирепее, чем ураган «Герман», который еще не так давно угрожал жизни Бодлеров во время плавания по озеру Лакримозе и окончился трагедией. Дети уже могли разглядеть вдали тонкие четкие полосы дождя, а в тучах там и сям вспыхивала яростная молния.

– Ну разве не красота? – Жалкие космы Графа Олафа уже трепал нарастающий ветер. Приближающийся гром уже заглушал злодейский смех негодяя. – Буря станет ответом на ваше нытье!

– Шторм может разломать лодку. – Вайолет нервно взглянула вверх, на рваный парус. – Лодка таких размеров не рассчитана на сильный шторм.