Михаил Лободин - За оборону Ленинграда

— Есть, действовать! — ответила Аня и скомандовала: — Оцепить всю зону и не пускать никого, пока не будет команды!

Бойцы взвода разошлись по местам, выполняя приказ, а Аня вошла в здание.

Она засветила свечу и, опустившись на колени, ползком, осторожно стала пробираться в глубь подвала, прислушиваясь к каждому шороху, шуму…

Огонёк свечи светил слабо, то и дело мигал от малейшего ветерка… Но Аня всё же увидела под кусками обвалившейся штукатурки бомбу. Вот она, рядом.

Аня придвинула свечу поближе, присмотрелась. Осторожно сняла с корпуса бомбы куски штукатурки, отложила в сторону… Теперь нужно смахнуть пыль около зажимного кольца. Под ним взрыватель…

«Спокойно… — сказала себе Аня, унимая волнение. — Надо поскорее разделаться с этим кольцом…»

Вначале Аня попробовала снять зажимное кольцо руками — не удалось. Кольцо не поддавалось…

Аня вытащила из сумки торцовый ключ, молоточек, отвёртку… Зажала кольцо ключом… Мягко повернула: «Раз… Два…» — Ни с места. С силой повернула ключ ещё раз: звякнув о металл, кольцо свалилось на пол… Бомба чуть качнулась. Девушка выждала секунду, вторую и на четвереньках пододвинулась к корпусу бомбы со стороны, где лучше виден взрыватель.

Горло пересохло. Хотелось пить.

«Спокойно, спокойно… Раз… Два…» — повторяла про себя Аня.

И, передохнув несколько секунд, снова прикоснулась рукой к бомбе, к взрывателю, вывернула его…

— Фу-у! — только и смогла она произнести и опустилась на обезвреженную бомбу… — Теперь бы глоточек воды…

Аня поднялась и не спеша вышла во двор трамвайного парка.

— Снять оцепление!.. — приказала она.

Более сорока бомб обезвредила Аня, Анна Николаевна Ковалёва. Орден Красной Звезды и медаль «За оборону Ленинграда» — её боевые награды.

В июне сорок первого года Витьке Киселёву исполнилось четырнадцать лет. У него были два самых близких дружка — Боря Ранг и Стасик Барташевич. Жили все они в одном дворе, учились в одной школе.

Поздней осенью в городе стало совсем трудно. Пришёл голод. Хлеба выдавали рабочим 250 граммов, а всем остальным по 125 граммов. Это было уже пятое снижение нормы в блокадном городе…

— Что же, сынок, что будем делать? — с тревогой спросила Витьку мать.

— Собираюсь идти работать. Многие ребята из нашей школы — уже рабочий класс. Наш комендант дома, Дарья Матвеевна, предложила на кровельщика идти. Нужное дело… Сколько крыш худых от бомбёжек!

…На третий день обучения мастер, старый опытный кровельщик, сказал Витьке:

— Молодец, парень! Завтра пойдёшь на работу самостоятельно. Чую, получится из тебя толк. В четыре руки станем работать…

И на другой день Витька уже ставил заплаты на крышах своего и соседних домов.

Ночью с четвёртого на пятое ноября стоял сильный мороз. Светила луна. Фашисты бомбили город. Рёв бомбардировщиков, залпы зенитных орудий и треск пулемётов слились в один страшный гул…

— Воздушная тревога! Воздушная тревога!..

Женщины и дети, пожилые люди и все, кто не дежурил в этот час, торопились в бомбоубежища.

Виктор, Борис и Стасик поспешили во двор занять места дежурных на крыше. Только ребята подошли к пожарной лестнице, что вела на крышу дома, как над головой бабахнуло…

— Ложись, ребята! Фугаска! — крикнул Витька. — Рванёт сейчас…

Бросились ребята на землю. Лежат. Тихо. Взрыва нет. «Значит, — соображает Витька, — фашисты сбросили зажигалки».

Витька поднялся на крышу… Глядит — стоит на крыше, у карниза, пошатываясь, человек, орёт что-то, ругается, а над ним на радиоантенне парашют. Догадался Витька — немец. Не растерялся, закричал ребятам:

— Здесь лётчик! Фашист с парашютом!..

Услышали ребята — и за старшим по объекту. А старший приказал Стасику бежать в военную комендатуру. Сам же с Борисом на крышу, к Виктору на помощь.

Выскочили на крышу — видят: немецкий лётчик и парашют над ним…

— Ком хир! Ком хир! — крикнул старший. — Поди сюда!

Лётчик ругается, а сам ни с места. Шагах в трёх от него что-то чернеет на снегу.

— Осторожно, ребята! Тихо! Может, это граната? — сказал старший по объекту и шагнул к чёрному предмету, поднял его…

— Пистолет… То-то ругается!

Пригляделись ребята — не может с места сойти фашист… Спускаясь на парашюте, лётчик продавил крышу и одной ногой застрял в пробоине.

С трудом вытащили его, свели вниз, во двор. Там поджидали уже Стасик и патруль.

В комендатуре лётчика обыскали, отобрали документы…

— Ишь ты! — сказал капитан, рассматривая документы. — А ну, расстегнись!.. — капитан показал, что надо делать.

Лётчик понял, расстегнулся, и ребята увидели — на кителе у него немецкие кресты…

— Смотрите, ребятки, какого «гуся» вы поймали. Знаменитый фашистский ас!..

На другой день ребята прочли в газете, что фашистского аса сбил в ночном бою лётчик младший лейтенант Алексей Тихонович Севастьянов. За этот подвиг он был награждён орденом Ленина.

Виктор Киселёв, Борис Ранг, Станислав Барташевич были награждены медалью «За оборону Ленинграда».

В окружённом врагами Ленинграде оставалось два с половиной миллиона человек. Только детей было четыреста тысяч — остались те, кого не успели эвакуировать.

Стояла зима сорок первого года. Первая блокадная зима. В городе не было света. Не было воды. Морозы доходили до тридцати градусов и более.

…Димка и Фимка считались во дворе бойцами противопожарной обороны. Они помогали старшим бороться с «зажигалками» и всё свободное время проводили на крыше дома.

В этот день было особенно холодно… Сначала ребята обошли крышу, проверили — всё ли в порядке. Потом зашли на чердак и устроились на ящике с песком. Здесь не так донимал холодный ветер.

— Ой, как есть хочется! — сказал Фимка и посмотрел на друга.

— Терпи! И мне хочется. Терплю ведь! Ты думаешь, хлеб теперь — это просто хлеб? Получил паёк, сто двадцать пять граммов, и ешь сразу? — сказал Димка.

— А как же? Думай не думай — хлеба больше не станет…

— Не скажи… Паёк-то можно есть по-разному, — рассуждал Димка.