Октав Панку-Яшь - Долго еще до вечера?

— Это я написала тебе в конце урока истории. Прочитаешь, когда я уйду…

— Спасибо, — говорю, думая, что в записке тема урока на завтрашний день. — Ты — хороший товарищ и я обязан тебе.

— Обязан? Не стоит. Ты был так болен…

И держа платочек у глаз, Миоара исчезла совершенно бесшумно, конечно, чтобы не побеспокойте, меня.

Я нетерпеливо развернул записку. Вот ее содержание:

«Как ты поживаешь? Мне захотелось тебе написать. После уроков приду к тебе, скажу, что нам задано. Ты все там же живешь, не так ли? Никуда не переехал? Миоара».

И все. И больше ни слова.

Я разорвал записку в клочки.

Что задано по истории? Этот вопрос мучил меня больше насморка.

Но пока я терзался, предчувствуя приступ головной боли, слышу с улицы:

— Здесь живет Михай, ученик шестого класса… школы… номер…

Ах, как я благословлял этот знакомый голос! Голос еще одного одноклассника, лучшего отличника, гордости нашей школы, серьезный голос Ионеску Ал. П. Ганнибала.

— С дружеским приветом! — важно обратился ко мне Ионеску Ал. П. Ганнибал. — И поздравляю с выздоровлением! Я счел своим долгом отличника поставить тебя в известность о том, что задано.

— Спасибо. Ты очень любезен. Я не ожидал, что именно ты… Но не будем терять время: прежде всего меня интересует по истории, если не возражаешь.

— Хорошо, — кивнул он. — Объясню по истории.

И мой выдающийся одноклассник Ионеску Ал. П. Ганнибал, заложив руки за спину, принялся расхаживать по комнате, говоря:

— Друг мой, завтрашний урок по истории исключительно интересен. Но сначала я должен предостеречь тебя от некоторой путаницы. По моему скромному мнению (у меня не было времени обсудить этот вопрос с учителем, но я поинтересовался), было бы ошибкой считать, что Николае Маврогени сел на трон 6 апреля 1787 года. Перед тем, как прийти к тебе, я зашел в библиотеку, справился по «Анналам истории» и там, на странице 16, абзац четвертый, говорится, что, по мнению некоторых авторов — и по моему тоже, не скрою, — более точная дата — 5 апреля, вечером. По существу, друг мой, этот вопрос не имеет отношения к нашему уроку, но проливает новый свет на Александру Моруззи, сына Константина Моруззи, родственника Маврогени по матери. Вывод может быть, по меньшей мере неприятным, если подумать, что…

— Будь добр, — с трудом решился я прервать его лекцию, — если я не слишком много требую от тебя, что нам на завтра задано?

— Не слишком много требуешь? — с вызовом воскликнул Ионеску Ал. П. Ганнибал. — Я считаю твою реплику оскорбительной, поистине оскорбительной! Тебе нужен заголовок? Его любой может найти в учебнике. Я, друг мой, хотел предостеречь тебя от ошибок. Но при таких условиях это невозможно, невозможно!

И он ушел, ушел так же, как и пришел, деловитый, твердо ступая, глядя прямо вперед, высоко подняв голову, в которой под беретом зреют важные вопросы, недоступные для меня во веки веков.

Я крикнул маме, чтобы она дала мне анальгину. Но вместо нее в комнату зашел — представьте, какая неожиданность! — еще один одноклассник, весельчак Тэсикэ Джорджеску. Наконец-то после стольких неудачных попыток я узнаю, что мне надо учить к завтрашнему уроку по истории. Головная боль прошла в ту же секунду. Я повеселел, как по щучьему веленью.

— Тэсикэ, друг Тэсикэ, спаситель! Как хорошо, что ты зашел! Я так тебя ждал, Тэсикэ!

— Правда? — удивился он. — Если бы я знал, я бы еще с утра зашел. — И доверительно: — Я сегодня сачканул. И зашел узнать, что там у нас по истории. Ты должен знать. Не может быть, чтобы никто из ребят не зашел и не сообщил.

Под конец скажу: дорогие товарищи и друзья, берегитесь насморка. От всего сердца желаю вам: не болейте, будьте здоровы!

ВОЗВРАТИВШИСЬ С БАЗАРА, Мария Дридя наклонилась убрать кирпич, которым она подперла дверь кухни, потому что защелка дверной ручки сломалась. Но кирпича на месте не оказалось. И ручка двери была новая, сверкала латунью. На миг Мария Дридя не поняла, что случилось. Нажала на ручку и тут же отдернула руку, как будто ее ударило током. «Василе приехал!» — мелькнуло в голове, и она бросилась в дом:

— Василе! Когда ты приехал?

Но в доме был только Михай, он сидел, прислонившись спиной к печке, и читал.

— Михай, папа приехал? Приехал?!

Мальчик легонько качнул головой:

— Нет. Еще не приехал. Телеграмма пришла — завтра приедет.

Мальчик лукаво улыбнулся, как будто напроказничал.

— А я подумала…

— Нет, мама. Завтра приедет.

И, бросив книгу, засмеялся и смеялся, и кружился по комнате, пока все вокруг тоже стало кружиться: стол, печка, буфет, мама…

О, с каких пор ждал Михай такого мгновения! Как долго пришлось ему ждать и с каким трудом ему это далось!

Еще на зимних каникулах он записался в пионерский слесарный кружок. Мастер, который вел этот кружок, как-то однажды поглядел на него сквозь свои запыленные очки и спросил:

— Как зовут тебя, говоришь?

— Дридя Михай.

— Не родственник ли монтажника Василе Дриди?

— Сын.

— Постой, постой… Может, ты не понял, про какого Василе Дридю я говорю. Сын Василе Дриди, который, куда бы его ни послали, творит чудеса, так что про него постоянно в газетах пишут и по телевизору показывали… Этого?

— Да. Сейчас папа в Бузэу, строит фабрику. Я — его сын.

— Не верю.

— Почему?

— Посуди сам. Я дал тебе деталь подпилить, а ты пилишь пальцы…

Ребята вокруг прыснули со смеху. И с тех пор в мастерской не стало больше Михая Дриди, а появился Пили-Пальцы.

— Пили-Пальцы, дай на минутку клещи.

— Не видели, Пили-Пальцы пришел?

— Эй, Пили-Пальцы, хватит тебе, с каких пор все меряешь. Дай и мне штангенциркуль.

Ему это было не по душе, но таковы дела, как он сам говорит. Только недели через две, опять же, как он сам говорит, дела стали просто швах. Он один, один во всем кружке оплошал с размерами ключа. И опять мастер поглядел на него сквозь запыленные очки и спросил:

— Неужто ты — сын монтажника Василе Дриди?

— Да. Я вам уже говорил.

— А не врешь?

— Нет. Спросите у ребят.

— К чему спрашивать? Я на этот ключ смотрю — и мне ясно.

— И все-таки я его сын! — с досадой повторил Михай. — Я вам докажу.

Он взял другой брусок металла и снова принялся за работу. Железо накалилось и жгло ладони, на вспотевшее лицо налипала металлическая пыль. Лицо саднило, но он с ожесточением продолжал пилить.

Вдруг что-то звякнуло, и он очнулся: ключ, который он делал, переломился.

В мастерской стало тихо. Ребята затаили дыхание.

Мастер подошел к Михаю, обнял за плечи, провел рукой по мокрым волосам. Утомленный мальчик дал себя погладить, но потом вдруг отпрянул, хотел рвануться и убежать.

— Нет, — сказал мастер. — Никуда ты не убежишь!