Владимир Алеников - Приключения Петрова и Васечкина, обыкновенные и невероятные

В это время маленький Вова Сидоров, давно с ужасом смотревший из-за кулис на то, что происходит с его костюмом, услышал, что вместе с костюмом у него отбирают и роль. Это было последней каплей. Сидоров выскочил на сцену.

— Это я — Кот! — заявил он.

— Сэ муа ле ша! — опять перевел Горошко.

— Иль фо але а травэр ля форэ! — неожиданно сказала Маша свою следующую реплику, возмущенная тем, что про нее забыли.

И так как на этот раз Горошко уже ничего не мог сказать, Маша сама же невозмутимо перевела:

— Надо идти через лес!

Тут хохотали уже все — и те, кто сидел в зале, и те, кто стоял за кулисами.

Всхлипывала от смеха Инна Андреевна.

Держась за животы, покатились старшеклассники. При этом веревка от занавеса выскользнула у них из рук, и непостижимым образом занавес вдруг закрылся.

— Сейчас я тебе дам! — сказал маленький Васечкин здоровому Петрову, как только закрылся занавес.

Кстати, начал эту фразу волк, а закончил уже Васечкин, беспомощно выкарабкивающийся из шкуры волка.

— Я тебе сам дам! — сказал Петров, отмахиваясь от Сидорова, который упрямо стаскивал с него остатки костюма Кота в сапогах.

Маша, в растерянности смотревшая на все происходящее, машинально вынула из корзинки пирожок и начала грызть его, забыв о том, что он бутафорский.

Тем временем между закрытым занавесом и смеющимся залом метался по авансцене оставшийся там Горошко.

— Переведи нам еще чего-нибудь! — подбадривали его из третьего ряда. — Или спой!

Казалось, что ничто не может спасти несчастного Горошко от насмешек, несущихся из зала, но в это время занавес — то ли потому, что один из катающихся от смеха старшеклассников случайно ухватился за веревку, то ли еще по какой-то неизвестной причине, — вдруг дернулся и открылся.

Удивительная картина предстала перед ошеломленными зрителями. Каждый из присутствующих на сцене, как в игре «замри», застыл в той позе, в которой его застал внезапно открывшийся занавес.

Инна Андреевна, спасая положение, бросилась к роялю.

— Все вместе! Дружно! — скомандовала она артистам. — Савэ ву плантэ ле шу!

— Умеете ли вы сажать капусту? — перевел Горошко, — Французская народная песня!

— Все, все на сцену! — командовала Инна Андреевна. — Скорее.

И под начальные аккорды к стоявшим на сцене присоединились все бывшие за кулисами исполнители — и бабушка, и дровосеки, и принцесса с королем, людоедом и Жаком из «Кота в сапогах». Надо сказать, что вся эта стоявшая теперь на сцене компания выглядела весьма живописно. Все, за исключением Петрова и Васечкина, были одеты в красивые костюмы. Даже маленький Сидоров успел нацепить на себя шляпу с пером и содранные с Петрова остатки костюма Кота в сапогах.

Все запели песню.

— В песне поется… — начал переводить Горошко, к которому прямо на глазах стала возвращаться былая уверенность, — умеете ли вы сажать капусту? Так, как это надо? Ее сажают ногами, ее сажают локтями, ушами, плечами, носом и так далее. Это французский народный юмор! — закончил он.

Исполнители тем временем, как бы в подтверждение этих слов, весело пели песню, задорно демонстрируя, чем именно в данный момент они сажают капусту. Пели все, кроме Васечкина и Петрова, которые, прямо скажем, плохо разбираясь в тонкостях французского языка, совершенно не понимали, какое движение и в каком случае надо делать. Поэтому, когда все нагибались, Петров и Васечкин стояли, возвышаясь над всеми, а когда, наоборот, все выпрямлялись, то они почему-то в этот момент показывали, как надо сажать капусту носом.

Эти их, мягко говоря, странные и нелепые действия, явно идущие вразрез с действиями всех остальных, вызывали необычайное оживление в зале.

А когда песня закончилась и раздались дружные аплодисменты, то герои наши, Петров и Васечкин, переглянувшись, поняли, что эта овация предназначена отнюдь не им. И они постарались незаметно отступить назад за кулисы.

— Эх вы, артисты-лингвисты! — сказала им Маша, в очередной раз выбегая на поклон.

— Ну, Маша! — пробурчал ей вслед Васечкин.

— Ладно, ладно! — хмуро сказал Петров.

Началась она вполне реально — со знакомой всем популярной песни «Три желанья».

Песню пела по телевизору известная эстрадная певица. Телевизор находился в витрине магазина «Орбита», где и стояли Петров и Васечкин, как всегда добиравшиеся в школу не самым кратчайшим путем.

— пела певица,

— А жалко, что нет, да? — сказал Васечкин.

— Чего? — не понял Петров.

— Ну, рыбки золотой!

— А! — сказал Петров. — Ага!

— Представляешь, — загорелся Васечкин, — пожелал — и н4 тебе!

Петров порылся в кармане.

— На тебе! — сказал он, вынимая из кармана жвачку. Васечкин сунул жвачку в рот, и они пошли дальше.

— А хорошо бы, — размечтался Васечкин, не переставая жевать, — невидимкой стать! Представляешь?

— Ага, — сказал Петров.

Но Васечкин уже не слышал его. Он превратился в невидимку и скользил между прохожими в полной уверенности, что его никто не замечает. И все было бы прекрасно в этой игре, если бы очередное свое «исчезновение» Васечкин не совершил перед молочным магазином, не обратив при этом внимания на стоявшую рядом грузовую машину. В свою очередь, и разгружавшие фургон грузчики не заметили маленького Васечкина и чуть не поставили на него ящик.

Тут Васечкину пришлось срочно стать снова видимым.

— Поосторожней! — сказал он. — Не видите, что ли?

Друзья пошли дальше.

— Нет, — сказал Васечкин, — невидимкой, пожалуй, не очень хорошо.

— Ага, — сказал Петров, разглядывая пролетавший высоко в небе самолет. — Лучше бы вот летать научиться! Взял и полетел!

И он полетел.

Васечкин с интересом наблюдал за его полётом, который, к сожалению, оказался недолгим. Петров летел на бреющем, потом сделал «мертвую петлю», но этого ему показалось мало. Петров решил, что полет должен быть ночным. Он закрыл глаза и на глубоком вираже врезался в фонарный столб.

— Искры видел? — сочувственно полюбопытствовал Васечкин, глядя, как Петров трет ушибленное место.

— Еще бы! — сказал Петров. — Знаешь, какие огромные.

— Повезло тебе! — позавидовал Васечкин.

Они завернули за угол, прошли мимо памятника поэту и оказались около старого деревянного дома, где дворник, несколько странноватого вида, подметал тротуар.

Странный же вид его, на который, впрочем, ни Петров, ни Васечкин не обратили ни малейшего внимания, заключался в том, что весь костюм дворника — и блестящие кирзовые сапоги, и белый фартук с бляхой, и форменная фуражка, и окладистая борода, и даже большая, видавшая виды метла — все это выглядело как-то картинно и совсем не вязалось с сегодняшним днем.