Триша Клесен - Проект «Дом с привидениями» [litres]

Увесистая тайна тянула меня к земле. Не только из-за толстых блокнотов, но и из-за того, что я ни с кем не могу поделиться своим секретом, а это как-то неправильно. Но это же не так, правда? Я делаю доброе дело, возвращая в нашу семью мамин дух, разве нет?

Выходя из дому, я решила перейти на более открытые послания. Папе с Пейдж требуется нечто большее. Как и мне.

Сам того не зная, папа подарил мне отличную возможность. Его плеер был подключен к колонкам и играл мелодии в случайном порядке, а он ушел мыться в душ. «Пожалуйста, лишь бы он здесь был!» – молилась я, проматывая список песен. Папа много что удалил, так что его могло и не остаться, но я все-таки нашла этот плей-лист и ударила кулаком по столу от радости. Мама подготовила его к их последней годовщине. Список песен, которые напоминали ей о нем. Папа ожидал увидеть с десяток романтичных мелодий, некоторые таковыми и оказались, но вместе с ними здесь оказались и смешные, веселые песни, например одна старая – в стиле кантри – о том, как сложно быть скромным, когда ты идеален.

Я выбрала ее и поспешно выскользнула из дому, пока папа не вышел из душа и не поймал меня с поличным. Когда я закрывала дверь, из колонок уже играла «I’m Too Sexy». Это был иной вид привидения – призрак смеха. Помню, как папа танцевал по дому в халате и тапочках, беззвучно ей подпевая. Пейдж закатывала глаза и ворчала. Мама делала вид, что она в ужасе, но быстро сдавалась, сгибаясь пополам от хохота.

Мой любимый раздел библиотеки – подростковая литература. Да-да, у меня есть любимый раздел. Мы с мамой часто сюда приходили. Книги меня занимали, и какое-то время я вела себя тихо.

В мой уголок обычно никто не заходит. Рядом с ним нет окон, и свет туда почти не попадает, а вместо больших ярких кресел – мешков, которыми завален весь остальной раздел подростковой литературы, здесь стоит один старомодный стул с высокой спинкой и обивкой с узором красно-оранжевых цветов.

За стулом висит табличка с надписью: «Уголок миссис Фостер» – и короткой справкой о том, что она внесла огромный вклад в развитие библиотеки. Много лет назад она сидела на этом самом стуле и читала детям вслух, так что его не посмели выкинуть. Но и на видном месте, разумеется, оставлять не собирались. Мне всегда было обидно за миссис Фостер, которую загнали в угол. С глаз долой – из сердца вон. В конце концов, она им больше не нужна. Они уже получили от нее все что хотели. Стул миссис Фостер далеко не самый удобный, но меня привлекал.

Я устроилась на привычном месте, расстегнула рюкзак и вытащила тряпичную сумку. От одного вида толстых блокнотов по спине забегали мурашки, словно приятному волнению было негде скрыться и оно искало там убежище. Второй раз за день я столкнулась с нелегким выбором, с чего начать.

Я положилась на волю случая: закрыла глаза, запустила руку в сумку и вытащила первый попавшийся блокнот.

Распахнув его, я обнаружила те же самые строки, которые читала вчера ночью. Ладно, как прикажете. Видимо, мне полагается начать именно с него.

Я погрузилась в чтение, жадно впитывая каждое слово, запоминая каждое предложение, лишь после этого я перелистывала страницу. Записи в дневнике велись нерегулярно. Мама то не пропускала ни дня несколько недель подряд, то пропадала на полгода. На некоторые события у нее уходил всего один абзац, а то и короткое предложение, которым она описывала общие впечатления от прошедших дней: « В последнее время сильно занята из-за учебы Пейдж » или « Отметили очередную годовщину ». Некоторые занимают целые страницы – мама как будто втягивалась в процесс и уже не могла остановиться. В основном она просто болтала ни о чем, и большинству читателей такой дневник показался бы скучным, но я от всего приходила в восторг. Мне словно показывали старую видеозапись.

Это навело меня на мысль: должны же были у нас остаться старые видео? Наверняка. Последние несколько лет родители все реже доставали камеру из шкафчика – пожалуй, съемки почти прекратились после того, как Пейдж достаточно повзрослела, чтобы пугаться объектива, убегать от него и закрывать лицо, но все-таки что-то должно было сохраниться. Я мысленно приказала себе поискать старые видео.

Последняя запись далась мне с трудом. Она была слишком печальной. Дневник закончился на неделе, следующей за после 11 сентября. Мама описывала свои ощущения от новостей, рассуждала о том, как страшно воспитывать детей в нашем мире. Но на меня давили не эти рассуждения, а самый последний абзац:

« Это заставило меня задуматься о том, что все может измениться в мгновение ока. Я постоянно боюсь потерять детей, как и все родители. Но, наблюдая за обваливающимися башнями, я вспомнила о том, что и сама недолговечна. Мы с Дэйвом уже много лет не обновляли завещания, так что я записалась к нотариусу. Я пролистала старые дневники и осознала, что все записи в них ни о чем. Может, мне следует оставить что-нибудь моим девочкам, просто на всякий случай. Но о чем им написать? Что захочет услышать тот, кто слишком рано потерял близкого человека? Да и разве потеря не будет всегда казаться преждевременной? В последнее время эти мысли не дают мне уснуть ».

У меня перехватило дыхание. Мамины слова вжались в грудь, выдавив из нее весь воздух, и мне пришлось подняться и немного пройтись.

Она не знала. Не могла знать. Никто не способен предвидеть свое будущее. Но мама о нем думала. Переживала за нас.

Я прокрутила в голове ее слова: « Разве потеря не будет всегда казаться преждевременной? » Я уверена, что не всегда. Будь ей лет девяносто, нельзя было бы сказать, что она ушла слишком рано, верно? Или все-таки можно? Но в любом случае мама наверняка была бы не прочь это выяснить. Я проверила время на телефоне. Папа заберет меня примерно через час. Я успею прочесть еще один блокнот, но не уверена, что стоит это делать. Мне хочется, чтобы эти слова никогда не кончались. Вдруг они – как противень горячих брауни? Я всегда так быстро их съедаю, что на следующий день ничего не остается, кроме разочарования. Надо ими наслаждаться. Немножко сегодня, чуточку завтра. Растянуть их на много месяцев.

Наверное, я веду себя эгоистично. Мне следовало бы поделиться своей находкой с Пейдж. Она наверняка обрадовалась бы дневникам. И сестра этого заслуживает, но лучше все-таки подождать окончания эксперимента. Нельзя позволить Пейдж догадаться, что все эти призрачные послания – моих рук дело.

Я принялась ходить взад-вперед по коридорчику рядом с моим уголком. В библиотеке запрещено разговаривать, но здесь же не было ни души. Сегодня воскресенье, я в подростковой секции. Никого тут и быть не может.