Михаил Жестев - Лето без каникул

Игорь шел молча. Он понимал, что никакие слова тут не помогут. Надо стиснуть зубы, сжать кулаки и молчать. Больше ничего. И не заметил, как посреди деревни из проулка им навстречу вышли по-субботнему, предпразднично разряженные Юрка Игнашов, Данька Тесов и Кабанова.

— Откуда, детишки? — крикнул Игнашов.

Игорь не ответил.

— Люди в клуб, а они наоборот, — сказал Тесов.

— Они не любят общества, — рассмеялась Кабанова.

Игорь спешил домой. Опять отец. Все видели, все, наверное, смеялись, когда Про́цент тащил его. А кое-кто злорадствовал: никак это Игоря батька — ну и ну! Один в начальстве, другой в пьянстве.

Когда Игорь увидел на кухне отца, тот сидел перед матерью и жалобно причитал, втянув в плечи встрепанную голову:

— Что же теперь делать, жена?

— А я тебе не жена.

— Все равно должна меня понять.

— И понимать не хочу.

— Значит, тюрьма! — произнес отец безнадежно. — Тюрьма.

Увидев сына, Наталья Захаровна сказала, презрительно отвернувшись от мужа:

— Вот, доходился, казенные деньги потерял.

— А я не потерял. Вытащили их у меня.

— Пьяный был. А вытащили или потерял — всё одно.

— А может быть, и растратил, — сказал Игорь, не здороваясь с отцом и проходя через кухню в горницу.

— Растратил? Еще скажешь — пропил.

— Может, и пропил.

— Да мне их утром только дали. Как же мог я их пропить? — И, видимо считая, что на это Игорю нечем ответить, назидательно изрек: — Коль не понимаешь, не говори. — И тут же признался: — Из этих денег всего десятку и взял. Да и то свою. Она мне вроде командировочных полагалась…

— На суде объяснишь…

Когда отец пошел в свою баньку, Игорь спросил у матери:

— Не выдумал он про деньги? Откуда они у него?

— В детдоме подрядились столовую строить. На лес дали. А лес детдому обещал Иван Трофимович.

— И пусть расплачивается.

— Нам тоже придется отвечать. Дом общий… Опишут дом.

— Не опишут, — не очень уверенно ответил Игорь.

Игорю не хотелось думать об отцовских делах. Поест и направится к Андрею на переправу. Не откладывать же свои комсомольские дела. И все же думал об отце. Да и все словно сговорились напоминать ему о нем. Когда он подошел к переправе, паром был на другой стороне. На берегу сидела Нинка. Теперь все свое свободное время она проводила около Андрея, и Игорь не удивился, что встретил ее здесь, у сходен. Игорь пошутил:

— Маленьких в плавание не берут?

— Не берут, — охотно подтвердила Богданова.

— Жди меня — и я вернусь?

— Боится, что я возьму баклушу.

Они стояли у самой воды, Нинка смотрела на паром, покачивающийся у другого берега, и по лицу ее блуждали солнечные блики вечерней реки.

— Твой отец вернулся?

— Он мне не отец.

— Я понимаю, тебе тяжело.

— Да перестаньте напоминать мне о нем! Надоело слушать.

Андрей подогнал к причалу паром, ловко закрепил свою посудину и, сбросив трап, сошел на берег.

— Ты где пропадал, Игорь? Тебя искал Игнат Романович. Должны вот-вот подтащить дисковую борону.

— Мне надо с тобой посоветоваться, — сказал Игорь. — И Нина здесь очень кстати. Я был в городе сегодня.

— Знаю, дед Ферапонт уже докладывал.

— У Яблочкиной.

— Я так и думал, — кивнул Андрей. — Чего она тянет с нашим заявлением?

— За этим и ездил.

— Разрешила? — иронически спросила Нинка.

— В том-то и дело, что опять советует подождать.

— А чего ждать? Не понимаю! — выкрикнул Кочергин.

— И я не понимаю, — поддержала Богданова.

— А я понимаю, — сказал Игорь. — Она боится.

— Да чего тут бояться? — снова спросил Андрей. — За нас боится?

— Не за нас, а за Русакова.

— Чепуха какая-то, — сказал Андрей. — Да я сам говорил с ним. Спросил: «Иван Трофимович, а примете меня в колхоз?»

— А он что?

— Пожалуйста, говорит…

— И со мной первый о колхозе заговорил, — сказала Нинка. — Пришел на птицеферму и спросил: «Как, Нина, думаешь в колхоз вступать?»

Игорь смутился. Он ничего не понимал. С одной стороны, Русаков… А вот с другой…

— Не в тебе дело, Нина. Ты, конечно, вступишь. А надо, чтобы все пошли за тобой. Неужели ты против? — И в эту минуту он совершенно ясно представил себе, что надо предпринять. — Знаете, что я предлагаю? Через несколько дней начнется сенокос. Предлагаю создать комсомольскую сенокосную бригаду. И показать, на что мы способны. А с последним стогом — дать наше заявление. И решение общего собрания. Все вступаем в колхоз. Вот так же, как остались в Больших Пустошах! Так как, поддержите?

— Ну конечно! Это ты здорово придумал, — с воодушевлением воскликнула Нинка.

С ней, хотя и с меньшим энтузиазмом, согласился Андрей.

— На сенокосе нам надо по-настоящему сработать. — И тут же спросил подошедшего к парому деда, своего сменщика: — Ферапонт Фадеич, ты утром сегодня работал, не замечал, что трос вроде как длиннее стал?

— Длиннее? — переспросил Ферапонт и с удивлением взглянул на Андрея. — А с чего бы ему стать длиннее?

— Он мне не докладывал, — ответил Кочергин, — а вот длиннее стал, это факт. Вот раньше ролик останавливался у самой спайки, а теперь на две четверти не доходит.

— Не иначе как река обмелела, — решил Ферапонт. — А мель — она, известно, узит берега.

— Но трап как стоял, так и стоит…

— Это тоже верно, — согласился Ферапонт. — А может, трос от жары растянулся? Рельс — что железное бревно, а летом тоже длиннее становится.

Так Ферапонт и Андрей препирались до тех пор, пока по булыжному взвозу не загромыхала дисковая борона. Ее дробный стук заглушал колесный трактор, которым управлял Игнат.

— А ну, отойди, ребята, еще задену.

Игнат втолкнул борону на паром. Игорь закрепил ее врастяжку длинной цепью.

— А на той стороне как, Игнат Романович?

— Вытянет другой трактор. Вон он идет. Счастливого плавания!

И укатил.

Когда отчалили от трапа, единственным пассажиром парома был сменщик Андрея дед Ферапонт, который, как бывал обычно на работе босой, в одних бязевых штанах и нижней рубахе, так в этом облачении и переправлялся на другую сторону в гости к какой-то своей родне.

Дед Ферапонт стоял у перекладины и философствовал по поводу того, что вот и он, наконец, пассажир.

— Любо-дорого вот так ехать и смотреть, как другие тянут трос, а ты стоишь, знай себе, покуриваешь и поглядываешь по сторонам, так сказать, любуешься природой. Хорошо быть пассажиром! Особенно если тебе проезд бесплатный. Эх, были бы Большие Пустоши поближе к городу, я бы заместо парома на железную дорогу пошел. Там, сказывают, дают в году бесплатный билет в любой конец — туда и обратно по всей стране. Ух, и закатился бы куда подальше! Ну, к примеру, верст за тысячу. Все-таки интересно, как там, за тысячу верст от Больших Пустошей, люди живут.