Владимир Разумов - Троицкие сидельцы

— Небось даже нравится?

— Нравится.

— А Янека в ратные дела не втягивай.

— Я не втягиваю, только мы всегда вместе.

— Дружите, что ли, Янек?

— То есть мой друг.

— Ну что ж, дружите. Может, время придет, и взрослые дружить станут. А теперь слушай, Гаранька: держитесь подальше от стен. Понял?

— Понял. А как же…

— Стрелец не оговаривается.

— Угу.

— А сегодня, как стемнеет, явись ко мне.

— Ладно.

Воевода спускался по крученой лестнице и ворчал про себя. Начнется бой, непременно ввяжется, бесенок, тут и до беды недалеко. Лучше при мне побудет, безопасней для него.

Ежевечерний обход воевода начал с Пятницкой башни. Придирчиво осматривал пушки и самопалы, залезал рукой в ствол, чисто ли, смотрел прицелы, с нагаром ли фитили, легко ли их зажечь искрой. Ворча, уходил, а за его спиной, ничуть не обиженные, посмеивались пушкари.

— Лютует, черт бородатый, беда, ежели под горячую руку попадешь. Однажды он мне так-то вот дал затрещину… В голове долго гудело.

Около огромных осадных котлов воевода остановился:

— Смолы хватит, ежели на всю ночь?

Стрельцы сказали, что хватит.

— Добро, и смотрите, чтобы дров хватило.

Так обходил он одну башню за другой и остался доволен: неплохо подготовлены к отпору, всего хватает: и пороху, и оружия, и вару для осадных котлов, и каменных глыб, и извести, и серы.

Солнце еще освещало купола монастырских храмов, когда с Красной горы прогрохотали орудия. Тотчас зазвонил сполошный колокол в крепости. Стрельцы выбегали из домов, из келий и быстро, без суеты занимали каждый свое место на башнях и стенах. Ударили и крепостные пушки.

Осадные войска, поддерживаемые огнем пушек, двигались к крепости нестройными, рассеянными рядами, чтобы не подставлять себя под выстрелы. Не меньше десятка неуклюжих сооружений — турусов на колесах, раскачиваясь на неровностях, медленно катились перед жолнерами, прикрывая их от огня защитников крепости. Многие волокли с собой лестницы, деревянные большие щиты, обшитые толстой кожей, легкие пушки, катили повозки со стенобитными бревнами, обитыми на конце железом.

Крепостные пушки били в турусы, но спрятавшиеся за ними люди не терпели урон, их прикрывали толстые бревна сооружения. Но вот одна неуклюжая башня на колесах развалилась на части, вдребезги разбитая ядрами. От другой турусы отлетело колесо и покатилось назад, под гору.

При первых залпах орудий воевода Алексей Иванович вышел из башни на верхний ярус стены, внимательно наблюдая за тем, как разворачивается сражение.

— Здорово! Так их, бей крепче! — услышал он вдруг ликующий вопль Гараньки, когда один турус развалился. Он очутился на стене, хотя воевода велел ему оставаться в башне, успел раздобыть себе пустой деревянный ящик и, взобравшись на него, с замиранием сердца смотрел на Клементьевское поле, по которому неторопливо и грозно подходили войска.

Голохвастов схватил Гараньку за шиворот и стащил с ящика:

— Куда полез? Стрела да пуля любит таких вот любопытных! Сиди за стеной и не суй голову в пекло. Ступай вниз, ко мне, пока бой идет!

Гаранька недовольно насупился.

— Что ли я трус, что все воюют, а я тикаю, как косой заяц! Чего хорошего-то? И батя мой туточки, и дядь Стена, и дядь Миша, и дядь Афоня, и вон многие поменьше меня! Что, я хуже других? Не маленький небось!

Стрельцы заулыбались, явно сочувствуя парнишке. И воевода уступил. Да и, в самом деле, один ли Гаранька глядел смерти в лицо на стенах крепости? Вон их сколько, у иных и луки даже в руках и сабли. А женщины? В полном боевом снаряжении — кольчуга надета и шишак на голове, в руках тяжелый меч, или копье, или рогатина.

Из-за турусов юркнули ловкие воины. Прикрываясь щитами, они волокли лестницы к стенам, стреляли в русских пушкарей, паливших из пушек подошвенного боя. Канониры, развернув легкие орудия из-за турусов, тоже открыли огонь по крепости в упор, прикрывая атакующих.

Одна из передвижных башен, оставив слева Пивной двор, подкатилась вплотную к стене, как раз там, где стоял воевода Голохвастов. Башня оказалась всего на какие-нибудь полсажени ниже стены.

— Сюда! Огнем жечь турусы! — громовым голосом закричал воевода.

И тут же десятки смоляных горящих факелов, прочертив в наступившей темноте короткие огненные дуги, упали на башню, из которой через узкие бойницы непрерывно стреляли. Один факел влетел внутрь туруса, и там кто-то завопил истошно. Но из бойниц высунулись длинные железные багры и прочно зацепились крюками за зубцы стены. Облитые водой перед самым приступом, турусы не горели. Еще рядом лязгнули крючья устанавливаемой лестницы, а там еще одна появилась и еще одна… Закованные в железо опытные воины уверенно отражали удары рогатин и пик, рвались на стены. А из туруса стреляли из ружей, не переставая, в упор, и стрельцы невольно хоронились за зубцы стен от пуль. Скрежет стали, проклятья, стоны, грохот пушек, выстрелы пистолей и ружей — все слилось в грозный боевой гул сражения. Надвинувшаяся темень была на руку нападавшим: защитники не видели, что происходит рядом, на других башнях, не прорвались ли на стены или даже в крепость. Воевода Голохвастов напрягая голос, уверенно отдавал приказания, ободрял оборонявшихся. Его посыльные — пятеро молодых стрельцов, проворных и быстрых, — бежали то к воеводе Долгорукому, сражавшемуся у Плотничной башни, то на соседнюю Погребную, то на Конюшенную башню. По донесениям посыльных он понял, что основной удар направлен как раз на западную стену, и приказал перейти сюда отряду Нехорошко и засадной сотне Пимена Тенетева.

Из туруса удалось уложить толстые доски на стену, от нее отделяли теперь всего два-три шага. Опасность сразу возросла. Какой-то отчаянный жолнер вдруг вскочил на эти доски, громко закричал и с разбега влетел на стену, спрыгнул на верхний ярус. Удар копьем не достиг цели — острие скользнуло по стальным пластинам лат на груди и высекло искру. Воевода первым обнажил меч и нанес удар жолнеру. Но тут же еще трое ворвались на стену. Сразу с двух лестниц также навалились жолнеры и очутились на стене. Закипела ожесточенная схватка. Стрельцы, забрасывавшие турусы горящей смолой и серой, поспешили на помощь.

Гаранька кинулся к огромному чану с кипящей смолой, схватил палку, обмакнул ее в булькающую смолу, запалил. Подбежав к сражавшимся, он бесстрашно полез в свалку, размахивая горящей палкой. Тут подбежали стрельцы, окружили ворвавшихся на стену жолнеров, которые побросали оружие и сдались.

Осадная башня наконец запылала, и жолнеры, находившиеся в ней, побежали оттуда.