Владимир Разумов - Троицкие сидельцы

— О чем речь ведешь, брат Иосиф?

— Противно и говорить-то. Вот недавно нашел на тропинке, почитай. — Он протянул привставшему Гурию лист бумаги, и пока тот читал, испытывал неловкость.

И вот здесь-то на монаха дохнуло вдруг с замызганного листка ледяным ветерком, будто смерть махнула косой около самой головы, едва не задела.

Так вот где оказался чертеж, доверенный ему когда-то монастырским советом для сохранения, на котором показаны трубы к Нагорному пруду! Не сохранил, их украл беглец Ошушков и теперь оговаривает! Но ведь и не оправдаешься! Кто поверит, что это оплошность, а не измена? И разве осажденным легче от этого?

— А еще кто читал сей гнусный навет! — выдавил Гурий и, поняв, как удивит Иосифа его чрезмерное волнение, добавил: — Прости меня, что так близко к сердцу принял клевету.

— Успокойся, брат, никто не видал его.

— А что думаешь делать с ним? Ведь здесь написано: «Отдай воеводам!» — Гурий сделал движение рукой, будто хотел вернуть казначею бумагу.

— Что думаю делать? Дай сюда эту пакость! (Но Гурий медлил.) Так дай же!

Взяв бумагу, старец поднес ее к свече; бумага вспыхнула. Гурий, вцепившись в подлокотники кресла, весь подался вперед.

И тут раздались мерные, тяжелые шаги. Они приближались. Бумага почти догорела. Иосиф бросил горящий клочок на стол, последняя вспышка, и вот лишь черный пепел бугрится на столе. Без стука раскрылась дверь. Вошел стрелецкий голова и два стрельца с ним.

— Взять изменника! — четко проговорил голова.

Иосиф стремительно поднялся и предостерегающе протянул руку к Гурию, как бы защищая его.

— Он не виновен! — срывающимся голосом сказал казначей.

— Не бойся, Иосиф. — Голос Гурия был тих и внушителен. — Невиновных не тронут.

Стрельцы схватили Иосифа.

— Что это значит? — гневно спросил он.

Стрельцы молча связывали ему руки.

— Брат Гурий, скажи тогда ты, к чему это нелепое скоморошество?

Стрельцы закончили свое дело и быстро осмотрели келью, перевернув все вверх дном. По стенам метались черные тени. У Иосифа заломило в висках, что-то замельтешило перед глазами. Он зажмурился, потряс головой. Неужели это не кошмарный сон? Он открыл глаза и увидел: Гурий подошел к той заветной иконе, что неприметно висела у входа в келью, протянул руку к правому гвоздю и, повернув его, нажал.

Иосиф рванулся, но его крепко схватили.

— Не смей, Гурий! Заклинаю, отойди и не трожь ничего!

Но монах уже вытаскивал из раскрывшегося тайника самое дорогое, что только было у него, — страницы будущей летописи смутного времени. Толстую пачку исписанных бумаг небрежно сложил на столе. Опять полез в тайник, пошарил по углам и достал маленькую, с ладонь, резную дощечку черного дерева. Поднес к свету. С дощечки засиял нежною красотою женский лик. И опять запустил руку в тайник, и опять что-то достал. Это был кожаный мешочек с золотом.

— Корыстолюбив ты, старец. Богомерзки дела твои, Иосиф, но справедливая кара тебя настигнет.

Старец плохо понимал, что происходит, и лишь глумливые речи Гурия задели его особенно больно.

— Так вот ты какой, чернец Гурий, — как-то безжизненно сказал он, — а я то, старый дурак, душу раскрывал, братом называл, а ты камень держал за пазухой и ударил внезапно, нет, не ударил, ужалил…

— Увести изменника! — торопливо приказал Гурий.

— Презренный оборотень, не зря, видно, писал про тебя кто-то в подметном письме…

— Увести немедля или оглохли! И рот ему заткните поганый! — разъярился Гурий, подскакивая к казначею. — Рот заткните!

— Братцы, казначея схватили! Врут, что изменник он! — с такими словами Гриша Брюшин вбежал в избу, где отдыхали стрельцы из отряда Степана Нехорошко.

Все загудели гневно, раздраженно.

— Тут кровь проливаешь, а они счеты сводят!

— А может, взаправду проворовался казначей-то?

— Дурень! Иль человека не разглядел?

— Небось Гурий его подсидел! — сказал Миша. — Зимой еще, когда Ошушков переметнулся к лисовчикам да сапегинцам, он все допытывался у каждого, а не стакнулся ли, мол, Девочкин с ним.

— А вот пойти к съезжей избе да спросить у князя, он командует: за что, мол, старца схватили невиновного?

— Верно! Да и Гурия потрясти не помешает!

— А то безвинного человека на дыбу волокут!

Они похватали оружие и выбежали во двор к съезжей избе. Но стражники не пропустили возбужденных стрельцов да еще пригрозили пальнуть из самопалов. На перебранку вышел княжеский слуга Урус Коренев.

Его встретили неласково и потребовали, чтобы позвал князя да заодно бы и этого черного ворона — монаха Гурия Шишкина.

Толпа вооруженных стрельцов и мужиков росла. Девочкина в крепости знали и любили. И гнев против свершенной несправедливости распространился на всех начальствующих, которых винили в свалившихся на людей бедах.

И когда вышедший на крыльцо Долгорукий попытался высокомерно прикрикнуть на толпу, так яростно все закричали, что тот испугался и начал клонить к тому, что Иосиф-де изменник, и заворовался, и казну разграбил. Стоявший рядом с князем Гурий отступил к двери.

— Не туда глядишь, воевода! — завопили в толпе.

— Пощупать надо других! Кто-то, видать, в казну рылом залез, а на другого сваливает!

— Нифонт Змиев, чашник, сколько браги пропил, это ли не воровство!

Вперед протолкался Гриша Брюшин, влез на крыльцо и подскочил к монаху.

— Гурий, а не ты ли сам казну ограбил? Мне сказывали, будто ты велел одному кузнецу из Служней слободы ключи какие-то по восковому отпечатку тайно выковать, а на другой день, сделав ключи, помер кузнец-то!

— Чего плетешь, балаболка! — закричал бледный монах. — Все знают, какой ты богохульник да ябедник, языком молоть горазд, а умом не вышел! Черное платье с себя самовольно скинул!

Гришу оттащили.

— Не троньте казначея, освободите! — прокатилось по толпе.

Князь предостерегающе поднял руку:

— Это измена! Одумайтесь, враг у стен крепости! А Девочкина взять повелел сам царь Василий Иванович Шуйский!

— Верно говорит князь: враг у стен крепости! — раздался из толпы хрипловатый голос воеводы Голохвастова. Он только что подошел и пробирался к крыльцу. Встал рядом с князем. — Враг у стен крепости! — еще раз повторил он слова князя, и народ затих. — Так нужны ли раздоры, кому на пользу, если передеремся? Вы кричите здесь, что Девочкина надо освободить. Надо! Невиновного схватили. Да, да, невиновного! — с силой добавил он, не давая протестовать ни князю, ни Гурию. — Царя нашего ввели в заблуждение, а чтобы раскрыть истину, пошлем гонца в Москву! А теперь идите к себе да не забывайте своего долга.