Валентин Глущенко - Земля Мишки Дёмина. Крайняя точка

Когда Юров затягивался папиросой, слабый огонек на мгновение выхватывал из сумрака обожженное морозом усмешливое лицо. Он кинул в снег окурок, сплюнул через зубы, закурил новую папиросу.

— Вот что, пацан! — резко сказал Анатолий. — Тебе деньги нужны?

Слова прозвучали хлестко. Мишка вскочил с чурбака, но крепкие пальцы Анатолия сжали его локоть, заставили опуститься на прежнее место.

— Стой, не шелохнись… Слушай меня. Приезжал к нам шоферюга один, сболтнул, будто ты у завгара Ручкина сотню прихватил из комода. Брал? Ну?..

Мишка снова рванулся, но рука Анатолия крепко держала его за локоть.

— Не рыпайся. Говори прямо: брал или нет?

Голос Анатолия был жестким, требовательным. Мишку охватил страх.

— Не брал я никаких денег! — выкрикнул он. — Не брал!..

И не выдержал: из глаз его выкатились, поползли по щекам слезы.

— Утрись, не распускай нюни, — поморщился Анатолий.

Он помолчал, потом заговорил глухо:

— Ты вот что, к Ручкиным больше не ходи… Да утрись ты! Сам я с этого начинал… Тоже с комода. Пацаном был. Потом засосало… Услышал того шоферюгу, хотел проверить… Ну, что ты ревешь, как девчонка? Точка!

Анатолий выпустил Мишкин локоть. Закурил третью папиросу, лукаво усмехнулся, встал.

— Ну, будь здоров, Комендант, заходи в гости, — и растаял в темноте.

У двора Деминых зажегся фонарь. Вокруг него стайкой белых бабочек кружились снежинки.

А Мишка все сидел на чурке и не мог подняться. Все это было странным, неожиданным. Он смотрел в ту сторону, куда ушел Анатолий, и ему казалось, будто тот что-то не договорил и вот-вот вернется назад.

Лес и снег! Лес и снег! Под снегом — река. В снегу тайга, подступающая с трех сторон к поселку Апрельскому. Сойди чуточку с дороги — провалишься по пояс в снег. И сам поселок робко выглядывает из снега. Метровые сугробы у изгородей, у обочин дорог, тяжелые белые пласты на крышах домов.

Скучно одному, когда кругом лес и снег и не с кем словом перемолвиться…

Тяжелой обязанностью стала для Мишки школа. Ни одной близкой души. Школьники посматривают на него издалека, переговариваются. Мишка знает: о нем переговариваются.

Компания Олега Ручкина взяла верх в школе. Даже перед Кешкой Ривлиным стали заискивать более сильные ребята. А Мишка видел, как одному пятикласснику Кешка дал оплеуху и тот даже не огрызнулся. С Мишкой пока никто связываться не решался. Однако, проходя мимо, непременно усмехнутся. Конечно, узнали о пинке, полученном Мишкой. А Мишка упрям и виду не показывает, что понимает двусмысленные ухмылочки. Да и глупо лезть на рожон одному: один в поле не воин. Вот если бы тронули, задели, тогда хочешь не хочешь — защищайся. Но компания Олега Ручкина дальше усмешечек пока не заходила. А Семен даже попытался однажды завязать переговоры:

— Миньша, ну что ты!

— Ты ко мне не лезь! — грубо оборвал его Мишка. — Заделался хвостом — крути там, где тебе положено.

Семен обиделся и больше не пробовал восстановить окончательно развалившуюся дружбу.

Вернулся из Светлого Виктор Маслов. Мишка показал ему фотоаппарат, но того, что хотел сказать раньше, так и не рассказал.

Заходил к Деминым вечером Тарас Илларионович Деньга, уединялся с матерью, о чем-то разговаривал. После этого мать подобрела, несколько раз вызывала Мишку на разговор. А Мишка отвечал сухо, односложно: на мировую не шел. Замкнулся, посерьезнел, спал с лица. Никто ему не нужен. Скучно одному, зато спокойнее. Сделает все по хозяйству, выучит уроки, потом с фотоаппаратом возится или старое повторяет. Учителя стали хвалить его за ответы. А он молча выслушает похвалу, идет на свое место и не просияет, не улыбнется.

Вечерами, чтобы реже встречаться с матерью, Мишка зачастил уходить из дому. Проторил лыжню на Лысую гору и в поселок возвращался к полуночи.

На Лысую гору они когда-то ходили с отцом. С нее далеко видны тайга, увалы, река. Лес на горе растет плохо, отсюда и ее название.

Обдает Мишку ветром, обдает Мишку снегом, и дух захватывает, когда он пустится с вершины горы вниз, к реке. В светлые вечера зальет луна желтым холодным огнем тайгу, увалы — и дымятся дали голубыми туманами. Вокруг красота неописуемая, спокойствие и тишина. Никого! Лишь верный Загри, увязая, прыгает в сугробах.

Но как-то за поворотом, который выводил к облюбованному склону горы, он натолкнулся на Нину Сергееву. Девочка карабкалась вверх неуклюже, вразнобой выбрасывая вперед палки. Вместо куцой шубейки — ватник; кроме юбки, для теплоты, под низ надеты мужские брюки, на голове — шерстяной платок.

Загри с рычанием кинулся на Нину. Мишка осадил рассвирепевшего пса и хмуро спросил:

— Ты зачем здесь?

Нина смешалась, пробормотала, словно извиняясь:

— Я видела: ты каждый день в эту сторону ходишь… Тоже поехала…

Все эти дни Мишка держался с Ниной Сергеевой еще более сухо. Ее необычный поступок тогда, в школе, смутил его, заставил стесняться самого себя. Мишка никогда не уважал девчонок, посматривал на них свысока. А тут ворвалось в его жизнь что-то новое, непонятное, и, сохраняя верность старым привычкам и взглядам, Мишка пошел ему наперекор.

— Места много, могла бы не путаться под ногами, — так же хмуро и холодно заметил он.

— Сюда дорожка проторена… И здесь так хорошо!

Мишка молча обошел девочку стороной и двинулся дальше. Но тут же устыдился своей грубости и даже испугался: «А вдруг обидится и уйдет обратно?» Он сошел с лыжни, обернулся, наблюдая за ее движениями.

— Ты не шагай, ты скользить старайся. И палками не щупай дорогу, не бойся, что упадешь, палки должны помогать. Наклоняйся вперед и вот так!

Раскачиваясь, он легко побежал по склону. За спиной слышались тяжелое дыхание и скрип снега. Мишка снова остановился.

— Ух, жарко! — чистосердечно призналась Нина. — И как это у тебя получается, будто лыжи сами катятся?

— У тебя тоже получится. Только не напрягайся, держись свободно, — окончательно смягчившись, ободрил Мишка и со рвением взялся обучать Нину.

Пока они добрались до вершины Лысой горы, совсем стемнело, на небе высыпали звезды, и справа, из-за хребта, выкатилась луна.

— Я сроду на лыжах не каталась, — призналась Нина. — Мы жили в Краснодарском крае, а там только одно понятие, что зима. Здесь мне очень нравится. И морозы сильные, а все равно хорошо. Тайга такая дремучая, горы, снега…

— Весной еще лучше, — убежденно сказал Мишка. — Видишь правый берег, — он махнул палкой в сторону реки. — Так этот берег верст на десять сплошь зарос черемухой. Весной она цветет, и берег весь белый, ровно горы снега навалены, а запах страсть какой сильный! Доживешь до весны — сама увидишь.

Мишку охватило неудержимое желание чем-то отличиться перед Ниной, чем-то удивить ее. Но чем? Он огляделся, и взгляд его упал на обрыв, которым заканчивалась Лысая гора у реки. Страшно! Но руки уже сами потянулись к ремням, торопливо проверили их надежность.