Светлана Летова - Повесть о Наташе Парусовой

- Спусти меня на землю,- сказала я папе.

- Некогда!

Вдруг пошёл дождик. Японка раскрыла бумажный пёстрый зонтик и скрылась под ним вместе со своим ребёночком. У нас не было зонтика. Папа сунул мою голову себе под пиджак и побежал быстро-быстро.

Папина работа была в очень большом доме, в комнате со столом. Нас окружило много русских людей. Они курили и говорили все сразу. Я их не понимала, хоть они говорили по-русски. А папа понимал. Он отвечал им и держал меня за руку. Я тихонько вынула руку, но папа не заметил.

Одна тётя и папа сели за стол друг против друга. Папа был в очках и гимнастёрке, хоть уже не военный. Тётя тоже была в гимнастёрке, но без очков. Она просила у папы кадры. И он обещал.

Тётя ушла, и на её место пришла другая - в платье. И тоже просила кадры. Папа и ей обещал.

А потом ещё, и ещё, и ещё! Приходили и просили кадры и чтобы папа приехал в их город и помог открыть русские школы.

А одна тётя в кителе кричала! У неё самый трудный район, а к ней никто не приезжал и не помогал!

Папа снял очки и улыбнулся. Он просто не успел до неё добраться. Но очень скоро доберётся! А она вдруг заплакала и сказала:

- Извините, товарищ инспектор. Это всё нервы.

Тут я чихнула. Папа вынул из стола бумагу и толстый карандаш, наполовину красный, наполовину синий, и положил на подоконник.

Подоконник был широкий. Я нарисовала больших синих птиц с красными клювами. Они летали и кричали: «Кадррр!» Под птицами я подписала печатными буквами: «Кадры».

Я выглянула из окна. Дождик кончился. У нашей работы стояла большая собака. Рыжая. И морда у неё была добрая.

Около папы сидел уже дядя. Они оба громко говорили. Я позвала: «Папа!» Он не услышал. Тогда я встала за дядиной спиной и помахала папе рукой. Он мне тоже помахал. И я ушла.

Собаки не было. Успела убежать. Интересно, в какую сторону? Я пошла прямо, услышала пение и увидела японца с бородой. Он пел и крутил большое колесо. Колесо скрипело. А из воронки сыпались куда-то вниз жёлтые длинные горошинки.

Я нюхала горячий жареный воздух. А японец крутил колесо и пел. И не смотрел на меня.

Подошли большие русские девочки и протянули японцу деньги.

- Дайте нам жареной сои!

Японец насыпал длинные горошинки в два бумажных пакетика, отдал девочкам. А сам всё пел незнакомую грустную песню. Мне стало печально и захотелось к маме. И я запела тоже. Только я не знала слов и пела просто мотив.

Японец перегнулся через стенку и что-то спросил меня.

- Моя не понимай! - ответила я.

А он протянул мне пакетик. Жареная соя! Японец опять заскрипел и запел.

Я положила в рот одну сою и нажала на неё зубами. Она хрустнула. У меня во рту сделалось тепло и вкусно! Было вкуснее картофельных оладий. Вкуснее орехов. Вкуснее всего на свете! Я съела весь пакетик. И вдруг подумала: японец-то сою продаёт! А у меня нет денег. И я побежала к папе.

Но дом с его работой исчез! Были другие дома, а на них вывески столбиком с непонятными знаками-цветами. Теперь я знала! Это японские буквы. Иероглифы.

Потом начались маленькие домики, как у Канэто, с раздвижными дверями. Мимо меня проходили японцы и русские тоже. Только я их не знала. И они уходили.

Я побежала к нашей гостинице. Р-раз - поворот. Но коричневый дворец исчез тоже. На его месте стоял совсем другой дом с садом. Я вошла в калитку. И увидела на жёлтом песке зелёные и серые камни, похожие на черепах. Лежат себе черепахи под солнцем, пригрелись и никуда не хотят уползать. А вокруг них растут изогнутые деревья.

Мне стало не страшно, что я потерялась. Я пошла дальше. На низеньких скамейках сидели японец и японка в длинных блестящих халатах. Я подошла к ним и села рядом. Прямо на землю. Мы сидели и молчали. И смотрели на черепах. Я захотела спать, а потом чихнула. Японцы стали смотреть на меня. Я сказала:

- У меня насморк. И я потеряла работу.

Японец встал и поманил меня пальцем. Я пошла за ним. Он подвёл меня к калитке и показал рукой на дорогу:

- Ходи прямо.

Я вышла на широкую улицу и увидела папину работу. Папа был один. Он сидел за столом и писал. Я подошла и потрогала его за руку. Он погладил меня по голове.

- Папа, мне японец дал жареную сою, а денег у меня нет!

- Да-да! - кивал головой папа.

- И ещё я видела каменных черепах!

- М-м-м! - удивился папа, а сам всё писал. Тогда я пролезла под его руку, забралась к нему на колени и уснула.

Кадрами назывались не птицы, а люди. Всех профессий. У папы просили кадры - учителей. А папа просил их с Большой земли - значит, из всей страны. Сам Сахалин считался маленькой землёй, потому что был остров.

Папа мне всё это объяснил и опять уехал в командировку. В воскресенье! А мама ушла домой к Паку. Пак перестал ходить в детский сад. И мама боялась, что он заболел. Меня она взять с собой не захотела.

Я увидела на улице Канэто.

- Пойдём в сопки!

- Твоя мама тебя пускай?

- Я теперь живу одна.

Канэто молча пошёл к нам. Ему никто не открыл. Тогда он взял меня за руку, и мы вышли на улицу.

Нас увидел Алик и показал язык. Канэто не смотрел на его язык. Тогда и я не стала смотреть.

Город кончился быстро. Мы шли по узкой тропинке вверх. По бокам росли деревья. И не было видно солнца.

- А вдруг появится волк или медведь? Что мы будем делать? - спросила я.

Канэто не успел ответить. Нам навстречу кто-то бежал и шумно дышал. Канэто отшатнулся и меня отшатнул. Я вгляделась:

- Это не медведь! Это моя знакомая собака!

И почмокала собаке губами. Она остановилась около нас и стала крутить хвостом. Большая, рыжая, та самая, которая приходила к нам на работу. Канэто дал ей что-то. Она чавкнула и проглотила.

Мы шли вверх и вверх. И с нами шла собака. Кончилась тропинка - стала разноцветная поляна. Трава и цветы на ней Канэто по пояс, мне по шею, а собаку совсем не видно!

Канэто раздвигал траву руками, как будто плыл. Мы с собакой плыли за ним. Приплыли к высокому холму и стали на него взбираться.

Канэто взобрался, втянул меня за руку и спустился, чтобы втянуть собаку.

А я осталась на сопке. Над всей остальной землёй! Поляна, деревья и город были внизу, подо мной. А здесь был один воздух! И пахло травой.

Воздух закружился надо мной. Мне захотелось лететь.

- Я лечу! - Я взмахнула руками и побежала.

И Канэто закричал:

- Моя летай!

Собака бегала за нами и лаяла.

- А где брат? - вдруг вспомнила я.- Ты его встретил в тот раз?

Канэто бросил летать.

- Брат нога ломай. Моя в бинокль нашёл. Брат сейчас дома.